Сложнее дело обстояло с тетей. До самого автовокзала, куда мы поехали на такси — ведь предполагалось, что я тоже уезжаю, а значит, отогнать «фольк» обратно в гараж будет некому, — я упорно смотрела вперед на стелющуюся впереди мокрую от дождя дорогу и ни слова не говорила о том, что ей предстоит отдыхать в санатории одной. И даже когда, хлопнув раскрытым зонтиком, я побежала по лужам к кассам за билетами на ближайший автобус, следующий до санатория «Иволгино», то все никак не могла придумать, что сказать тете. Ехать сейчас я никак не могла, а оставлять тетушку в Тарасове не имела морального права: мало ли что… В итоге уже за пять минут до отправления автобуса до тети Милы вдруг наконец дошло, что мы взяли только ее две сумки.
— Женяша, а где же твой багаж? — удивленно спросила она.
Я покаянно опустила глаза. С зонтика за шиворот капала вода, плечи куртки уже насквозь промокли, да и замшевая обувь, которую я второпях надела совершенно не по погоде, пропускала влагу. Я переминалась с ноги на ногу и невнятно мямлила:
— Тетушка, прости. Не могу я с тобой поехать.
— Но как же так, Женечка?
— Не могу, — уже тверже повторила я. — А ты поезжай и отдохни как следует. А я в другой раз с тобой поеду. Непременно поеду!
— Опять работа? — строго спросила тетя.
— Да нет… Как раз не в работе дело, — промямлила я.
И сразу же пожалела. Выходило еще более неловко: я сплавляю тетушку в санаторий, а сама зачем-то остаюсь в городе по каким-то личным делам. Бог знает что она обо мне по-думает! Сообразив все это, я стушевалась пуще прежнего и попыталась оправдаться:
— Вернее, это связано с работой, но не совсем… В общем, ты пока просто поезжай одна и отдохни там как следует, — махнула я рукой, отчаявшись объяснить свое поведение.
На том мы и расстались, обе недовольные мной и сложившейся ситуацией в целом. Подавленная, я вернулась домой, ненадолго зашла в квартиру, выпила кофе, а затем спустилась к своему «фольку» и покатила обратно в город.
На перекрестке Соборной и Октябрьской ко мне в машину (как мы и договорились накануне) подсел высокий худощавый мужчина с черными как смоль волосами и в небрежно расстегнутой у ворота рубашке. Меня на секунду обдало шумом улицы, сыростью и легким запахом одеколона.
— Ох и погодка! — посетовал Антон Кронштадтский, пристегиваясь ремнем безопасности. — Дождь как с ночи зарядил, так и не перестает лить.
— Куда поедем? — спросила я, выруливая от обочины и пристраиваясь в самом хвосте вереницы машин, едущих в центр. — Есть идеи, где искать Митю?
— Никаких. Ночью, когда я ушел от тебя, то наведался в парочку заведений, где он обычно проводит время. Никто его не видел уже несколько дней. Где он живет, я не знаю. А даже если бы знал — не дурак же он, в самом деле, чтобы с эдакими деньжищами тащиться к себе домой!
— Не дурак, — эхом повторила я и глубоко задумалась.
— Есть еще несколько заведений, где его можно поискать, — высказал предположение Антон.
— Поехали, — кивнула я. — Нужно использовать все шансы.
— Тогда на Тверскую. Там есть бар «Елки-Палки». Посетителей туда еще не пускают, но официанты уже на месте.
«Елки-Палки», «Гранд Парк», «Мишель» и еще несколько кабаков, баров и даже парочка недурных ресторанчиков — за целый день мы исколесили половину Тарасова, но на все расспросы о Митьке служащие и охранники заведений только пожимали плечами. Кто-то и вовсе не мог припомнить круглоглазого патлатого парнишку, кто-то уверял, что в последний раз он заходил пару дней назад. Выходило полное фиаско! А время между тем стремительно убегало, и до назначенной встречи с Полонским оставались считаные часы.
— Ладно, — в конце концов махнул рукой Кронштадтский. — С самого начала было понятно, что Митьку нам не найти. Поехали!
Мы стояли на улице на крыльце очередного кабака. Световой день давно закончился, и на улице зажигались первые фонари. Ртутно-желтые пятна светили над головой, и такие же пятна отражались в лужах. Зарядивший с утра дождик, казалось, заполнил водой весь город. Она капала с крыш, разливалась под ногами, сыпалась мелкими брызгами с веток деревьев от любого неосторожного движения. Бр-р-р… Не люблю я такую погоду!
Я переступила с ноги на ногу — замшевая обувь вконец промокла. Сейчас бы домой! И чего я не уехала с тетей Милой?
— Что будем делать теперь? — устало спросила я.
— Поехали к Полонскому.
— Чтобы он пристрелил нас обоих?
— Не пристрелит, — уверенно и спокойно возразил Кронштадтский. — Иначе от кого он тогда получит свои миллионы? К тому же он хотел поговорить со мной. Вот я его и навещу.
Спускаясь с крыльца, он угодил ногой точно в лужу, раздраженно выругался и быстро пошел к припаркованному неподалеку «фольку».
— И что ты ему скажешь? — догнала я Антона. — Что деньги умыкнул Митька, а мы ни при чем? Так его это вообще не волнует! Деньги у него выманили мы — мы и должны все вернуть.
— Поехали! — вместо ответа заторопил он меня, проворно забрался в салон и, уже пристегивая ремень, пробормотал: — Есть у меня одна идея.
Очевидно, именно от этой идеи он разом погрустнел и надолго замолчал. Какая именно идея посетила его — я даже не пыталась угадать. В любом случае лучше честный разговор с Полонским, чем игра в прятки! На этой мысли я и успокоилась.
Дом 47 на улице Огородной оказался типичной блочной девятиэтажкой в спальном районе. Приткнув «фольк» между старой «девяткой» и разбитой «Нивой», мы с Антоном прошлепали через унылый двор. Ни детской площадки, ни тесно сдвинутых скамеечек здесь не было. Над дверью в подъезд нервно мигал фонарь — очевидно, где-то замкнуло электричество. Мы поднялись на шестой этаж — я впереди, Антон позади — и остановились перед дверью, затянутой грязным дерматином. Таблички с номером на ней не было, но соседняя дверь была обозначена номером 13, а на шестом этаже остались номера 11 и 10.
— Кажется, нам сюда, — сказала я и нажала кнопку звонка.
Раз, второй, третий… Звонок зло и прерывисто гавкал внутри пустой квартиры.
— Неужели его еще нет? — удивилась я.
— Значит, подождем, — ответил Антон и оперся рукой о дверь.
В следующую секунду он чуть ли не кубарем ввалился в темное нутро коридора и выругался.
— Интересно, Полонский всегда не запирает дверей?
Я заглянула внутрь квартиры, где на полу в коридоре сидел Кронштадтский.
— Сейчас узнаем, — отозвался он, поднимаясь на ноги, пошарил по стене и зажег свет. — Эй, Марк! Ты здесь?
С этими словами он двинулся в глубь квартиры, на ходу зажигая свет. Мне не оставалось ничего иного, кроме как последовать за ним. Я захлопнула за собой входную дверь, помялась на пороге, скребя подошвой ботинок о грязную тряпку, очевидно, служившую в этом доме половиком. Совершенно неуместные действия в сложившейся ситуации, но я сделала это машинально. Оглядевшись по сторонам, можно было сразу понять, что за порядком в этом доме особенно никто не следит. В коридоре в глаза бросалось пыльное старое трюмо; на кухне, куда я заглянула следом, тоже была грязь. Вместо кухонного гарнитура там оказались просто стол и металлический рукомойник, на подоконнике стояли щербатые от сколов горшки с алоэ.
