И она схватила Лену за волосы, нагнула ей голову и с силой ударила коленом по лицу.
Лена упала. Бабушка начала ее бить ногами, норовя попасть по голове, и вопила при этом, четко произнося матерные слова.
Лена загораживалась локтями. Ей не было страшно у себя дома. Но почему-то не было слышно маму. Зазвонил телефон.
– Подойди! – рявкнула бабушка в сторону кухни. Но телефон все звонил.
Бабушка бросила Лену, задыхаясь, пошла и подняла трубку.
– А? Че? Да пошла ты! – И бабушка, выругавшись, вернулась. – Еще будут указывать, что мне в своем доме кричать и кого бить, а кого не бить. А милицию я не пущу.
Стояла тишина. Мама не появлялась. Бабушка опять исчезла и почему-то затихла. Лена полежала еще немного и встала. Посмотрела на себя в зеркало. Улыбнулась себе: «Грязное лицо, но я дома».
Сняла с себя куртку и кроссовки. Пошла в ванную, стащила с себя все мокрое и вонючее, замочила в тазике, приняла душ, переоделась в халатик, умылась, причесалась.
На цыпочках проследовала в комнату, хотела лечь на диван и вдруг оглянулась и вздрогнула.
В дверях тихо стояла бабушка, покачивая головой и скорбно глядя на пол. Это было на нее не похоже.
– Ты мне сейчас поможешь, я одна не справлюсь, – сказала она. – Я, кажется, убила Таньку.
Лена пошла на кухню, не чуя под собой ног. Они двигались как ватные.
Там на полу по диагонали, занимая собой все пространство, лежала мама. Она как будто увеличилась. Голова ее была в крови, рот открыт.
Бабушка нагнулась, потрогала шею мамы Тани и выпрямилась.
– Сковородкой, – пожав плечами, сказала бабушка. – Кто же знал. В состоянии аффекта. Эта история с банком нас всех, вкладчиков, доконала. Меня посадят, тебя сдадут в детский дом. Квартиры обе отберут. Я выйду из зоны, тебя выпустят из детского дома, мы будем бомжевать на вокзале. Так не лучше ли так: давай отнесем ее на балкон и скинем вниз, как будто она сама бросилась.
Она взяла за руки труп и попыталась его потащить. Не получилось. Мама Таня была слишком тяжелая.
– Ну что ты стоишь как истукан? Помогай!
– Не буду, – ответила Лена.
– Ну я тогда и тебя убью, мне не все ли равно, – вяло сказала бабушка и повернулась к столу, где лежал нож.
Потом, держа в руке нож, она перешагнула через лежащее тело.
– Можешь кричать. Я тебя убью. Я и твоего отца отдала в рабство, он сейчас далеко, я ему дала снотворного, усыпила, и его увезли, он сидит в яме в одном ауле. Я сказала, что за него дадут большой выкуп. У меня и счет есть, куда переводить деньги. И никто его не выкупит! Никто! Скоро пройдет срок, это год, ему отрежут голову и пришлют сюда посылку, я договорилась. Мы докажем, что он погиб. И его квартира будет моя! Потому что я скажу, что тебя убила твоя мать и угрожала мне, а я защищалась! Самозащита. Но сначала я отрежу тебе косу. Чего пропадать добру.
Бабушка подошла к Лене с ножом, обхватила ее локтем за шею и стала ножом пилить ей волосы.
Но почему-то вдруг отпустила ее. Потому что было слышно, как Яшка прыгает вниз, а потом вдруг раздался тяжелый грохот, треск и гром. И из маленькой спальни пулей выскочил кот. Бабушка кинулась туда, Лена пошла за ней.
Это тяжелая полка сорвалась со стены, она лежала на подушках, а острым углом торчала на полу, вся разбитая, разъехавшаяся, и из полки высыпались на пол доллары, они веером валялись повсюду, на тахте, на ковре.
Бабушка торопливо кинулась их собирать, оглянулась на Лену, что-то крикнула вроде «иди-иди отсюда» и вдруг ткнулась головой в пол, как будто поклонилась кому-то невидимому.
Лена побрела на кухню, присела на пол около мамы, стала дуть ей в лицо, уговаривать, плакать, тереть ей руки, целовать в носик.
Кот тоже подобрался, начал лизать руку, которая его всегда гладила и кормила.
И тут мама Таня открыла глаза, застонала, села. Добрела до маленькой спальни, пощупала пульс у своей скрюченной матери.
Лена тем временем вымыла пол в кухне. Мама дошла до телефона, вызвала «Скорую».
Лена же собрала деньги с пола и тахты, сложила их в бабушкину сумку.
Приехал врач, маму перевязали, а бабушку увезли с диагнозом «инсульт».
Через месяц вернулся папа. Мама Таня поехала его искать, ориентируясь на почтовый штемпель, одинаковый на всех пяти конвертах, которые нашлись у бабушки в столе.
Мама Таня написала этим людям по адресу, указанному на конверте – «До востребования» – и встретилась с ними в районном городке. Оказалось, что они и есть та самая семья, у которой он сидел в подвале.
Они сказали, что купили этого человека у его матери, она его продала и сказала, что за него еще заплатят выкуп, и гораздо больше, а если не заплатят, то через год надо у него отрезать голову и прислать в посылке. И что они ждали почти год и кормили-поили его. Чем дольше ждали, тем жальче было отрубать голову, столько было долларов затрачено!
Мама Таня отдала деньги за своего мужа и увезла его.
А потом мама Таня забрала из больницы строгую бабушку.
Старушка стала как маленький ребенок, ела с ложечки, ничего не говорила, почти не ходила, исхудала, только улыбалась. Ее было жалко. Она превратилась в добрую старушку, только ничего не могла сказать. Может быть (думала девочка), из нее выскочила злая колдунья, оставив вместо себя малого ребенка.
Все события того дня, все то, что произошло тогда, Лена почти не вспоминает. В «Макдоналдс» не ходит никогда.
Но стрижется она всегда очень коротко.
Они вчетвером переехали обратно, в свой прежний дом, девочка пошла в старую школу, где ее радостно встретили: да как выросла, да какая стала умная.
Одноклассники ее уважают, может быть, потому, что суровая Лена никого из них не боится, но ко всем относится хорошо.
Она не хочет стать такой же, какой была бабушка.
Сила воды
Все случилось как во сне. Позвонили. Восемь вечера, все дома. Маринка, бабуля. Позвонили: телеграмма. Бабуля, тяжело ступая, пошла открывать, отодвинула Маринку (всегда первая у двери), спросила еще раз. Открыла дверь. Пока пошла за очками расписаться, вернулась, а дверь закрыта. Трое у дверей, в руках ножи. Бабуля стояла молча, в очках, онемев. Маринка кинулась к бабушке.
– Дед! – без голоса закричала бабуля.
Дед встал от телевизора как был, в трусах и майке, начинались «Спокойные ночи», Маринкино время.
Он вышел в коридор, один из мужиков с ножом двинулся и втолкнул его обратно.
– Вы что, – загудел дел, – вы что безобразите… – замолк там, в комнате.
Все трое были одного вида, в куртках светлого цвета, какие-то небритые. Второй тоже пошел в большую комнату, к деду. Третий загнал бабулю и Маринку в ванную, полотенцами завязал им рты, руки и ноги у щиколоток. Затем погасил свет, работал грубо, руки были страшные, быстрые, как какие-то змеюки, дергали, толкали, копошились, тряслись. Он запер дверь ванной и ушел, грубо выругавшись, потом вернулся и погасил свет.
