– Мой отец умер! Сколько раз тебе повторять!
– Ну тогда твой биологический отец, извини, если я неправильно выразился.
– Ладно, что этому… уважаемому биологическому типу от меня нужно?
– Ничего. Он хочет с тобой познакомиться.
– Ну так и знакомился бы. Для чего эти закулисные интриги?
– Он не мог прямо подойти к тебе и сказать, так, мол, и так, я твой родной биологический папочка, извольте хоть сейчас сделать ДНК-экспертизу. Тем более что экспертиза, как я понимаю, им уже давно сделана. И я даже видел результат.
– Что-о-о?.. Когда это было?
– Всего я тебе сказать не могу, сам не все знаю. Вот, к примеру, личной встречи я с твоим отцом так и не удостоился. А эти результаты мне прислали по электронке.
– И когда эту экспертизу сделали?
– Много лет назад. На бланке стояла дата конца 1990-х. А что ты так на меня смотришь?
– Почему я об этом ничего не знаю?
– Этот человек должен был убедиться, что твоя мать его не обманывает и что ты и впрямь его биологический потомок. По-моему, это вполне разумно. Он заказал экспертизу, убедился, что ты его дочь, и теперь хочет с тобой познакомиться. Все разумно.
Кабы дело касалось кого-то другого, Стеша бы с ним согласилась. Ну а так она и сама не могла объяснить, что за чувства ее обуревают. Но дочерней радости точно не наблюдалось.
– И зачем он попросил пригласить меня в тот ресторан? – каким-то не своим, деревянным голосом спросила она.
– Он хотел понаблюдать за тобой со стороны, посмотреть, как ты держишься, как говоришь, как общаешься с людьми.
– Прекрасно. Значит, он тоже был в том ресторане?
– Да. Насколько я понимаю, да.
– Но, кроме нас двоих, там никого и не было.
Но тут же она вспомнила те две мужские фигуры в уединенной кабинке. Она была увита виноградными лозами, которые перекрывали обзор посетителям большого зала. Но зато из самой кабинки было очень удобно наблюдать через дырочку между листьями за залом. И кабинка находилась достаточно близко к их с Ящером столику, чтобы там было слышно, о чем они разговаривают.
– Так вот почему нас посадили за этот столик! – воскликнула она. – А я еще недоумевала: ресторан пустой, а официант настаивает, чтобы мы сели именно за этот столик. Он тоже был в курсе, что это смотрины!
– Скорей всего, юношу в известность не поставили.
– Вы все знали! Ты знал!
– Да, я знал, – покаянно согласился Ящер. – Прости меня, пожалуйста.
– Прости… Да у меня даже слов таких нету, чтобы сказать, как я возмущена твоим поступком. Ты меня обманул! Вошел в сговор с… с этим типом!
– Не называй его так!
– Ты его боишься, так что ли?
– Не боюсь, но и ссориться с ним я бы никому не советовал.
– А мне плевать, – запальчиво воскликнула Стеша. – Я ведь его дочь, не так ли? И он во мне заинтересован? Значит, я буду делать все, что мне заблагорассудится! И ничего мне за это не будет!
И оглядевшись по сторонам, Стеша воинственно тряхнула своей гривой:
– Ну, где он? Показывай мне моего папулю!
– Его тут нет.
– Что так? Подходящего местечка, чтобы запрятаться, не нашлось? Или на улице ждет? Так ведь холодно, замерзнет еще папочка. Зови его сюда.
– Его тут нет. Я пригласил тебя сегодня совсем не по просьбе твоего отца. Я сделал это по собственной воле. Не хотелось водить тебя за нос и дальше.
Стеша замолчала. Весь ее гнев куда-то сдулся. Осталась одна пустота.
– Отвези меня домой, – попросила она. – Я не хочу сейчас разговаривать ни о чем. Мне надо подумать.
Ящер тут же поднялся из-за стола. Кажется, он и сам был рад, что тягостное для него объяснение закончилось и можно прощаться. Всю дорогу до дома они промолчали. Потом кивнули друг другу, и Ящер попытался что-то сказать. Но Стеша в ответ только махнула рукой, мол, не до разговоров, дай в себя прийти.
Ящер понял и тихо просительно произнес:
– Я тебе позвоню…
– Потом поговорим, – через силу выдавила из себя Стеша и поплелась к себе.
Сейчас она не могла думать ни о поступке Ящера, ни о собственной глупости, когда она вообразила, что он вдруг мог заинтересоваться серой замухрышкой вроде нее. Стешу наполняла какая-то удивительная пустота. Ей казалось, что весь привычный мир вокруг нее рушится. Все то, что было ей дорого, куда-то стремительно от нее удалялось. Папа, мама, их семья, ее счастливое детство… Выходит, все это обман? Иллюзия?
Так верить или не верить словам Ящера насчет заключения ДНК-экспертизы?
– Поди знай, чьи там были использованы материалы. Вряд ли в заключении написано мое имя с отчеством и фамилией.
Можно было, вообще-то, и не верить. Ведь Ящер уже соврал ей один раз. Но, с другой стороны не производил Ящер впечатления человека, которому ложь дается легко и который часто к ней прибегает.
Дома Стеша первым делом достала их семейные альбомы и стала перебирать старые, местами уже пожелтевшие фотографии. Некоторые из них были еще черно-белыми. Глядя на собственную лопоухую рожицу с покрытыми редкими волосками черепом, Стеша улыбалась. На фотографиях ей было сначала несколько недель от роду, потом несколько месяцев, потом лет.
Когда Стеша появилась на свет, обезумевший от привалившего ему счастья папа купил фотоаппарат «Зенит» и потом целыми днями увлеченно щелкал Стешу и маму. Затем Стеша подросла, и фотографий стало еще больше. Папа брал с собой фотоаппарат и на прогулку, хватал он его и дома, если видел, что дочка делает что-то достойное памяти в веках. Отщелкав одну пленку, папа запирался в ванной комнате и в красном свете возился с проявителем, закрепителем, красным светом и прочими интересными штуками. Фотографии у него получались не всегда четкими, иногда кадр оказывался как бы под углом, но это было совершенно не важно. И, просматривая старые фотографии, Стеша думала о том, сколько же папиной любви было отражено в этих снимках.
– Нет, не верю, что меня снимал чужой человек. Папа меня любил, я не могу в этом ошибаться!
И разве стал бы чужой человек возиться и играть со Стешей, например, в тех же индейцев? Разве стал бы он прятаться с ней под столом, накрыв его с четырех сторон одеялами, так что получался настоящий индейский вигвам, в котором они со Стешей ели черный хлеб и пили – папа жигулевское пиво, а Стеша молоко. Только папа позволял ей пить молоко прямо из бутылки, и Стеша охотно пила, такое молоко ей даже нравилось.
А вот мама, которой всюду мерещились вредоносные бактерии, мечтающие наброситься на ее драгоценную дочь, даже бутылочное пастеризованное молоко упрямо кипятила, и на нем образовывались противные желтые пенки. Став взрослой, Стеша поняла, что жирные пенки на остывшем и постоявшем в холодильнике молоке – это самая вкусная штука. Своего рода сливочная корочка, которая, размякнув от влаги, становилась настоящим лакомством.
