– Как часто нам советовали обратиться в цирк, – добродушно проговорила Марч. – И вполне серьезно, доброжелательно или, наоборот, с издевкой. Даже не знаю, что было хуже.
– Хуже было первое, – сказала Джейн. – Потому что это нельзя было принять за шутку, даже если очень постараться.
Мне стало как-то неловко от того, что они рассказывали мне о сокровенном, хотя я их об этом и не спрашивал. Наверное, у каждого встречного все эти вопросы были написаны на лбу, и сестры привыкли утолять любопытство собеседника, не дожидаясь произнесения этих самых вопросов вслух.
– Вам, наверное, очень несладко пришлось в детстве, – сочувственно проговорил я, представив, себе какую тьму-тьмущую прозвищ можно было придумать столь заметным девочкам.
– Нет, что ты! – воскликнула Джейн. – Детство мы провели в малюсенькой деревушке под Бат. Когда мы туда приехали, родители собрали всех до одного жителей, угостили их маминым чудесным малиновым пирогом и попросили относиться к нам как к совершенно нормальным детям, которыми мы в сущности и являлись. В этой деревне все друг с другом дружили, мы были одной семьей. И там мы не знали насмешек и издевательств. Наше детство было раем на земле!
– Да, – вздохнула Марч, помешивая свой чай тоненькой серебряной ложечкой. – Все резко изменилось, когда родители наши умерли в один день и нас отправили в интернат под Лондоном. Мы были уже подростками, и детство быстро и необратимо закончилось.
– Оба в один день, – в ужасе прошептал я.
– Да, они летели на самолете, который папа построил сам – он был инженером, – продолжила Джейн. – Это был прекрасный весенний день, солнышко припекало, а ветер обдувал их лица. Но тут навстречу им попалась громадная стая гусей, возвращавшихся домой. Папа никак не мог пустить бедную птицу, с радостью летевшую в родные края, через пропеллеры, так что он резко увернулся, не смог совладать с управлением, и самолет, как камень, понесся на землю. Их похоронили прямо в том же месте, на поле, рядом с красивым дубом.
Я протянул что-то невнятное и сожалеющее. Никогда не мог подобрать нужные слова в таких ужасающих ситуациях, когда уместным было бы просто разрыдаться, и все.
– Мы, конечно, много плакали, – кивнула Марч со вздохом. – Но родители всегда мечтали умереть в один день, так что тут нельзя быть эгоистичными. Им было дано то, что они хотели.
Глаза мои таки наполнились слезами, потому что мне представился папа на дне моря, и я быстро отвернулся, чтобы поразглядывать другие картины на стенах. На большинстве из них красовались вышитые крестиком морские свинки на фоне разных ландшафтов. Леса, поля и реки чередовались с водопадами и пустынями.
– Нравится? – поинтересовалась Марч, улыбаясь до самых ушей.
Я скорчил неоднозначное выражение лица, потому что сам еще не успел понять, нравилось мне такое своеобразное искусство или нет.
– Они выглядят очень живыми, – сказал я искренне.
Сестры аж прослезились.
– Это самый лучший комплимент, который нам кто-либо когда-либо делал, – дрожащим голосом проговорила Джейн.
– Вы сами их вышиваете?
Сестры бодро закивали.
– Мы начали, как только попали в интернат, – поведала мне Джейн. – Все было так ужасно тоскливо, и мы так страшно скучали по нашей Даяне, нашей морской свинке, которую пришлось оставить в деревне у соседей, что мы стали придумывать ей путешествия и запечатлевали их на полотне.
Я долго смотрел на них с неким недоумением.
– Да-да, нас многие считали чокнутыми, – заметила Марч мой взгляд. – Поводов поиздеваться над нами было хоть отбавляй.
И она в первый раз погрустнела. Джейн протянула к ее плечу длиннющую руку.
– Но мы пообещали друг другу никогда не ломать себя из-за насмешек других, – сказала она. – И вот уже более тридцати лет каждую неделю мы вышиваем по портрету.
– И где же это все хранится? – оторопел я, попытавшись прикинуть хоть приблизительное количество накопившихся за все это время красот.
– Многие картины мы дарим друзьям или посетителям кафе, некоторые продаем, некоторые висят здесь и у нас в квартире на втором этаже. – Марч ткнула пальцем в потолок. – Но на нитки, полотно и рамки мы тратим намного больше, чем получаем при редких продажах, – пожала она обреченно плечами. – Не так уж много людей настолько интересуются морскими свинками, чтобы вешать у себя дома их портреты. Если только ветеринары. Да и то скорее в приемной.
Мне стало жалко и сестер, и вышитых морских свинок, и самого, скорее всего, давно скончавшегося под Батом прототипа, и я решил пожертвовать очередной баночкой с запахом дальних стран ради покупки одной из картин. Я пошарил в кармане, но денег было не густо. Надо было подождать.
– И так как на доходы от продажи портретов морских свинок и прибыли от кафе мы прожить не могли, решили открыть еще один бизнес, – нараспев продолжала свое повествование Марч.
– Да, все началось с того, что мы потеряли нашу машину, – сразу подхватила Джейн, выпрямившись и снова рассмеявшись.
– Вы имеете в виду, ее украли? – не понял я.
– Нет, что ты! – ужаснулись сестры.
– Мы просто ее потеряли, – пояснила Марч. – Мы спешили в театр и припарковались в незнакомом районе на скорую руку, заболтались и так и ушли, не запомнив места. А потом вышли с представления – ходим, ищем – и нет как нет. Как сквозь землю провалилась!
– А машина-то особая была, специально для нас сделанная, зеленый такой «Ситроен» в стиле ретро с высокой крышей. Жалко безумно было, – со скорбью вспоминила Джейн тот вечер. – Мы и замерзли, и сами потерялись. Кошмар!
– И что же вы сделали? – спросил я.
– Мы думали, к кому обратиться за помощью, и так ничего и не придумали. Было уже темно, мы поймали такси, что всегда непросто, потому что таксисты нас почему-то боятся, и поехали домой. А на следующий день собрали мальчишек с нашего двора, описали им машину, район, в котором она потерялась, и обещали награду тому, кто ее найдет.
– И что же? – Я был заинтригован.
– И она нашлась! – воскликнули сестры одновременно. – Так и зародилась идея для нашего бизнеса. Мы подумали, что вряд ли мы единственные, у кого возникла такая проблема, и вскоре открыли наш «Кар. Лост энд фаунд».
Марч протянула руку к тумбочке у входа и взяла с нее несколько красных брошюр. У меня сложилось впечатление, что сестры могли дотянуться до чего угодно без необходимости вставать. Я взял протянутую мне сложенную пополам брошюрку.
«Первое, единственное и надежное решение глобальной проблемы потери машин в вашем городе!» – было написано на ней танцующими буквами. Под этой надписью красовались фотографии нескольких грустно выглядевших машин, по которым сразу было видно, что они потерялись, двухэтажного красного автобуса и мальчишки в шапочке сыщика с лупой в руке. Все это выглядело очень по-английски. Я развернул лист и стал читать дальше. «Мы отыщем вашу машину гарантированно в течение суток (при изначальном исключении кражи) и напоим вас в это время успокаивающим чаем. Не впадайте в отчаяние! Не думайте, что вы сошли с ума! Эта проблема повсеместна, и мы поможем вам справиться с ней! Обращайтесь к нам в любое время суток по телефону: 911911». Далее стояли адрес и расценка. Цена зависела от размера участка, в котором произошла потеря. Если попавший в беду мог с уверенностью назвать хотя бы квартал, то ему это обходилось гораздо дешевле, чем тому невезунчику, который не помнил даже, по которую сторону реки в последний раз видел своего стального друга.
