– Сколько-сколько? – расхохотался он. – Ну, мастера! Ну, жулье! Пятьсот с хвостиком – это на один административный округ в Москве и то мало будет. А уж на всю страну… Да у моих коллег целая система уловок и приемов разработана, лишь бы не допустить возбуждения дела. Они отказывать научились намного лучше, чем раскрывать преступления.
– Я филолог, а не юрист, поэтому, наверное, плохо понимаю механизм, – задумчиво проговорила Анна. – Описать историю, основанную на фактах, я еще могу, а вот сделать обобщение на основе статистики – это вряд ли потяну. Поможешь?
– Мышонок, помогу, конечно, но…
– Понимаю, – поспешно перебила она, – тебе Аркадий Михайлович дал задание и срок до утра, тебе нужно работать. Ну не сейчас, а потом когда-нибудь, может, завтра или послезавтра… У меня с этим материалом сроки не горят, просто я им сейчас занялась, потому что ты не спишь, работаешь, и мне вроде как неловко бросить тебя и завалиться в постель. А хочешь, я тебе помогу?
– Каким образом?
– Да любым, каким скажешь. Могу что-нибудь поискать в Интернете, например, если надо. Или прочитать что-нибудь и сделать выписки.
Дзюба встал, потянулся до хруста в костях. Одурь постепенно спадала. Правильно говорят, что при бессонной ночи самое тяжелое время – с трех до четырех часов. Если их перетерпеть, то потом становится легче.
– Ложись-ка ты спать, Мышонок. У меня голова вроде прояснилась немного, пойду я к своему станку.
Анна
«Он не хочет твоей помощи, потому что ты глупая и неумелая», – нашептывали Гады, высунувшиеся из норы, едва только Анна выключила компьютер и вышла в соседнюю комнату – маленькую спальню. «Да перестаньте, – возражали Искатели, – не порите ерунды, Роман – хороший парень, и вовсе он не собирался ее обижать».
«Но обидел же! – тут же встряли Защитники. – Она к нему со всей душой, и чай ему, и еду, и диван, и помощь предложила, а он в ответ что? Ничего! Потому что козел, как и все мужики».
«Вот правильно! – вмешались Надсмотрщики. – Правильно говорите! Все дело не в том, что она глупая или неумелая, а именно в том, что этот Роман козел, как и все. А Анна ни капельки не глупая, она вон сколько всего знает и умеет».
Анна чистила зубы и принимала душ, а голоса становились все громче, выкрики – истеричнее, аргументы – острее.
«Если бы она не была глупой, ей бы сразу все объяснили. И Аркадий Михайлович объяснил бы, и Роман. Втемную используют только тех, кого считают ниже себя по интеллекту, – шипели Гады. – Что это за дело такое? Зачем Анна должна изображать из себя любовницу Романа? В чем там фишка? Ей ничего не рассказали, ничего не объяснили, потому что она недостойна, ей не хватает ума и сообразительности. Или ее считают ненадежной. Не доверяют ей».
«Заткнитесь! – возмущенно отвечали Надсмотрщики. – Что вы понимаете? Это же работа полиции, она должна быть секретной, нельзя ничего никому рассказывать. Болтун – находка для шпиона, забыли?»
«И ничего хорошего в этом Романе нет, – зудели Защитники. – Рыжий, конопатый, самовлюбленный козел! Расселся на ее диване и уткнулся в свой ноутбук, строит из себя великого мыслителя. И еще Мышонком ее называет, как будто более приличного слова найти не смог. Смог, да не захотел! Потому что козел и других людей ни в грош не ставит! Для него все люди – пыль под ногами, и Анечка тоже!»
В этой сваре почти совсем не слышны были голоса Искателей:
«Но ведь Аркадий Михайлович попросил о помощи именно ее, Анну, а не какую-нибудь другую девушку. Значит, он ей доверяет, он ее ценит, он в ней уверен. Он знает, что Анна – надежная, исполнительная и толковая, иначе он и в программу бы ее не взял, и с Романом не познакомил. Ее помощь нужна, необходима, просто она выражается в том, чтобы обеспечить Роману возможность выполнить свою работу, а не в том, чтобы выполнять эту работу вместе с ним или вместо него. У каждого свой участок, своя зона ответственности…»
Анна ненавидела эти периоды, длившиеся от нескольких минут до нескольких часов. Каждой своей клеточкой она ощущала, как раскручивается спираль истерики, и ей хотелось выть, царапаться и бить чем-нибудь тяжелым по всему, что попадалось под руку. Она так хотела быть полезной, ей так нравилось помогать! Только в помощи другим людям Анна Зеленцова видела собственную ценность. Помощь – это реальная польза, которую можно принести. И чем быстрее и эффективнее эта помощь будет оказана, тем искреннее ее похвалят, тем сильнее будут любить и тем выше будет ее самооценка. За годы, проведенные возле бабушкиной постели, сформировалось твердое убеждение в том, что помогать и быть полезной и нужной – это самое главное. Не красивой, не умной, не удачливой, а именно полезной и нужной. Только это оправдывает твое существование в этом мире. Если ты бесполезен – ты никто и ничто. Она была нужна бабушке, она была полезна маме… А теперь она не нужна никому. И даже этот рыжий дурацкий Гудвин отказался от ее помощи. Даже он считает, что она недостаточно умна для той работы, которую он выполняет.
«Ну зачем ты так? – укоризненно говорили Надсмотрщики. – Как это – ты не нужна никому? Ты нужна Аркадию Михайловичу, ты нужна программе, вспомни, сколько материалов ты написала для журналистов и как Аркадий тебя хвалил! А посмотри, сколько людей читают твой блог! Ты очень умная, у тебя прекрасный слог, ты умеешь находить слова, которые цепляют внимание и будят чувства. Это редкий дар!»
Анну знобило, она натянула одеяло до самого носа, свернулась калачиком в постели. Эх, если бы существовала такая волшебная таблетка: выпил – и ни одной плохой мысли в голове, остаются только радостные, позитивные и спокойные. Говорят, такие таблетки есть, они хорошо помогают, только вызывают быстрое привыкание. Ей очень хотелось попробовать такой препарат хотя бы разочек, особенно в те моменты, когда между внутренними сущностями разгоралась настоящая война. Но она боялась стать зависимой от лекарства. И еще боялась, что если таблетки подействуют на мышление, то она утратит те свои способности, за которые ее хвалит Аркадий Михайлович. Да и вообще умственная работа может пострадать, и тогда она не сможет зарабатывать рефератами, дипломами и статьями. Голову надо хранить и беречь. Но, господи, как же трудно удержаться от соблазна, когда сущности принимаются скандалить и никак не хотят успокоиться!
Она резко повернулась на диване, хотела достать лежащий на прикроватном столике телефон, чтобы посмотреть, который час, задела рукой настольную лампу, при свете которой обычно читала перед сном. Лампа с грохотом разбилась. Старая, громоздкая, со стеклянным абажуром, купленная в незапамятные времена еще родителями отца.
«Мало того что глупая и не вызывающая доверия, так еще и корявая, руки-крюки, – немедленно забрюзжали Гады. – Вещь разбила. Теперь придется деньги тратить на новую. Не человек, а ходячая авария!»
Анна понимала, что нужно встать, включить верхний свет, принести веник и совок, вымести куски стекла, потом тщательно пропылесосить. Она спустила ноги на пол, не смогла сразу нащупать тапочки и тут же наткнулась на острый осколок. Свод стопы обожгло огнем. Отдернув ногу, она испуганно подтянула колени к подбородку и вдруг расплакалась.
