— Верховцев? — кореец улыбнулся краем рта. — Хорошая фамилия. Многообещающая. Я согласен.
Громкий гортанный крик, и через минуту дверь на балкон отворилась.
— Проходи побыстрее! — поторопил я лекаря. — И без поклонов. Делай все быстро. Господин Юнг, если с полицейским что-нибудь произойдет… Ну, остановка сердца, например, после укола или что-нибудь другое, я перестреляю вас всех как собак. Я хорошо объяснил?
Юнг снова улыбнулся.
— Для того чтобы полицейский был мертв, мне нужно было просто посидеть на полу еще пять минут. Молча. Потом бы вы винили не меня, а себя.
Лекарь шаманил около Верховцева, а я думал, что делать дальше. Мешал этому процессу все тот же доктор. После укола в вену он стал втыкать в Дмитрия иголки и нажимать на точки под челюстью, на висках, на затылке. Чудо свершилось уже через несколько минут. На лице оперативника появился розоватый оттенок, он задышал глубже, но открывать глаза не торопился. Лекарь что-то ляпнул господину, а тот перевел мне:
— Он не умрет, но ему нужен покой. Будет лучше его не трогать.
Он вопросительно уставился на меня. Что, собрался уходить?
— Вы обещали предоставить мне свободу. В отличие от вас, обещаю не причинять вам неприятности в дальнейшем. Даже дураку понятно, что мне нужно отсюда убираться. Вы ведь наверняка оставили про запас какую-нибудь гадость?
Пришлось напомнить условия. Я обещал отпустить корейца не по приходе доктора, а тогда, когда Верховцев заговорит. После этого я сразу заклеил Юнгу рот. Вытолкав лекаря в коридор, шепнул:
— Если ты отсюда свалишь, пристрелю босса. Понял?
Свалит, обязательно свалит. Но где же Обрезанов с грубой мужской силой?
И тут раздался звук…
Бывают мгновения, когда мысль еще не обоснована, а ты уже готов скакать от радости, понимая, что жизнь только начинается. Только начинается, хотя мгновение назад казалось, что финал близок. Это когда раковому больному сообщают, что диагноз поставлен ошибочно. В кармане Юнга запиликал телефон!
— Родной ты мой, — укоризненно покачал я головой, — что ж ты… что же ты, молчаливый мой, раньше не говорил, что мобильник в кармане таскаешь?!
Нажав кнопку, я прижал смартфон размером с ладонь к уху. Прижал и почувствовал, как меня резануло по самому сердцу. Это когда к бывшему раковому больному вторично заходит доктор и говорит, что перепутал анализы с больным из соседней палаты. Извините, у вас по-прежнему рак…
— Господин Юнг, это с КПП «Маяк». Воздержитесь сегодня и завтра утром от поездок. Полчаса назад из-за заносов перекрыта дорога в город. Движение откроется не ранее чем в семь часов.
Меня словно обухом ударило по голове! «Полчаса назад»… А Ваня на «Лексусе» в этот момент должен был только отъехать от места ожидания! В город, за подмогой…
— А что, даже для меня нельзя исключение сделать? — сказал я, даже не стараясь копировать голос Юнга. Какой смысл? Разве по этому номеру может ответить кто-то другой? Сержанту на посту даже в голову это не придет.
На том конце связи раздался благодушный смешок.
— Если на вездеходе приедете, тогда, конечно, пропустим. Снега по колено, господин Юнг! Вы же знаете, как наши снегоуборщики работают…
Я задумался. Можно попросить сержанта связаться с моим отделом и сообщить Обрезанову положение дел. Но все полицейские машины колом станут на КПП «Маяк» из-за этих снегоуборщиков. До особняка Юнга оттуда — километров десять-двенадцать. СОБР бегом побежит? Не сомневаюсь, побежит. Но еще два часа — и я потеряю Диму. Стрелять в меня не станут до тех пор, пока со мной их хозяин. Но Верховцев…
— Начальник, — мягко обратился я к заботливому сержанту, — а не подъезжал ли к посту «Лексус»? Серебристый такой…
— Обязательно! — парень явно перебарщивал с докладом. — Он был первым, поэтому я сразу, как его отправил, стал обзванивать. Минуту они постояли и очень быстро поехали назад.
Я отключил связь, потому что дальнейший разговор не имел смысла. Ваня не миновал КПП.
Юнг смотрел на меня, и я чувствовал: он все понял. Может, я бы и не совершил того, что сделал уже в следующее мгновение, но… Но Юнг медленно, одними глазами улыбнулся. Это была улыбка гиены, смотрящая из-за кустов на слабеющего от ран льва. На меня с мстительной улыбкой в уголках глаз смотрел человек, обещавший не приносить мне неприятностей в будущем.
Бросая взгляд то на него, то на панельку телефона, я стал нажимать кнопки. Есть в городе человек, способный убрать с дороги не только снег.
Ответили мне сразу.
— Ну?
— Помнишь меня?
— Ну. Загорский.
— Поможешь?
— Ты где?
Я назвал адрес и рассказал о проблеме, не забыв упомянуть о данных метеосводок. Сунув телефон в карман, спросил:
— Юнг, где твоя улыбка?
Несмотря на то что я не называл ни имени, ни данных, которые могли бы сориентировать корейца в направлении личности моего собеседника, он заметно заволновался. Но волновался он, конечно, не так, как волновался Табанцев. Веревка резала майору тело, и он орал уже не от страха, а от боли. Я подвел к балкону и перевалил его через перила. Теперь нас на выступе было уже четверо. Балкон не был рассчитан на такое количество людей. Я почувствовал скорее интуитивно, нежели зряче, как он подсел. Площадка могла рухнуть в любой момент.
С такого ракурса господин Юнг своих питомцев еще не наблюдал. Чудовища весело плескались у него под ногами. Не знаю, является ли обильный пот признаком удовольствия, но то, что он пропитал ему даже трусы — в этом я был уверен. Балкон не выдержит четверых, а никого из присутствующих, включая и себя, выставить в коридор я не могу.
Через час после моего звонка в доме стали происходить странные события. Сначала я услышал грохот на первом этаже, потом из поля моего зрения исчезла охрана у вольера. Приоткрыв дверь, я убедился, что нет лекаря. Крики, сначала приглушенные, потом постепенно нарастающие, приближались. Складывалось впечатление, что во все коридоры дома ворвалась река и сейчас она приближается к нам. Выстрелов было всего два. Первый последовал сразу после грохота, второй — совсем рядом. Через мгновение раздался отборный русский мат с элементами зоновского эпоса, после чего — длинная автоматная очередь. Когда она затихла и я почти успокоился, снова раздался мат, потом клацанье затвора автомата и снова длинная очередь. Два магазина… Так можно расстреливать только памятник.
Когда наконец дверь распахнулась, я увидел Креста.
— Жив?
— Нужно срочно в больницу… — подхватив Верховцева, я стал тащить его по коридору.
— А это типа он че там делает? — изумился Крест, указывая пальцем под потолок.
Пообещав вернуться, Крестовский пошел следом за мной. Мой звонок застал его в ресторане, поэтому от него тянулся слабенький запашок коньяка. Но это был единственный признак, по которому можно было определить, что вор пил спиртное.
