Немецкая полиция перехватила распоряжения, переданные Москвой по радио другим агентам, и абвер поджидал обоих парашютистов под Фрейбургом. Ноффке и Титце (Бетке) удалось скрыться, но им пришлось бросить парашюты, рации и другое оборудование и бежать к Генриху Мюллеру.
Следователь абвера Генрих Кальтхоф докладывал:
«Мы нашли парашюты и вещи агентов и начали систематические поиски. Их мясные продовольственные карточки были наверняка поддельными, и мы очень хотели найти того мясника во Фрейбурге, который получит эти фальшивые талоны… Наконец нам удалось выследить их обладателя, это была женщина, которая жила на квартире Генриха Мюллера, напротив университета. Наблюдая за квартирой в бинокль из здания университета, мы ясно различили две части коротковолнового передатчика, сделанного в Британии.
После ареста Ноффке и Бетке сразу же заговорили. Они рассказали нам все о своем задании, их работе в Москве, поездке в Британию и обо всех известных им адресах в Германии. Им не было смысла лгать или отпираться, потому что в наших руках были все их записи и документы».
[248]
Эти агенты, так же как и Генрих Мюллер с женой, были казнены.
Потом последовала длинная череда других парашютистов: Зепп Вайнгарт (Йозеф Баумгартен), родом из Баварии и много лет прослуживший радистом в Китае, Теодор Винтер, зять Вильгельма Пика, и еще длинный ряд, как коммунистов, так и людей с иным мировоззрением.
Лагеря военнопленных в России находились под патронатом НКВД, и ее информаторы, завербованные из немецких военнопленных, доносили из каждой группы и барака о политических настроениях любого офицера или рядового, об их ориентации, обо всех разговорах и спорах. Тем, кто был антинацистом и особенно коммунистом или социалистом, иногда предлагали «принять активное участие в антифашистской борьбе».
Таким путем рекрутировались крупные группы парашютистов. Они переправлялись в пункты, приближенные к фронту, получали минимально необходимую подготовку, военную форму и парами забрасывались через линию фронта в Германию. Операция получила особенно большой размах после высадки союзников в Нормандии в 1944 г.
Советские руководители исходили из предположения, что Германия, после жестоких поражений, находится в состоянии хаоса и тайный агент с любыми документами сможет работать и выжить. Это было абсолютно неправильное представление, но советская разведка стала уделять гораздо меньше внимания экипировке агентов — документам, униформе и прочим деталям, чем до этого. Операция приняла характер «массового мероприятия» в советском стиле.
Оказавшись на германской земле, агент начинал сомневаться, стоит ли советское дело того ужасного риска, которому он себя подвергает. И на самом деле большинство немецких военнопленных, сброшенных на парашютах в течение 1944–1945 годов, тут же сдавались немецким властям прежде, чем кто-то из их коллег смог бы донести на них. Советская разведка прекрасно понимала это, но надеялась на то, что хотя бы один из сотни парашютистов окажется полезным, сумев преодолеть все опасности и препятствия.
Город Пенемюнде привлекал особое внимание советской разведки и спецслужб союзников. Этот небольшой город на Балтийском море был выбран германским правительством для экспериментов в области ракетной техники и других новых вооружений. Примерно в середине 1944 года советские самолеты начали сбрасывать с парашютами вблизи Пенемюнде большое число агентов, набранных среди немецких военнопленных. Снабженные коротковолновыми рациями, германскими деньгами и фальшивыми документами, они получали команду раз в неделю сообщать о том, что им удалось разузнать. Они не подчинялись этим инструкциям, а некоторые из них начали под руководством гестапо радиоигру с Москвой. Чтобы ввести русских в заблуждение, их сообщения часто заканчивались требованием денег. Единственным агентом из всей многочисленной пенемюндской группы, который посылал в Москву подлинные сообщения, был лейтенант Брандт. Ему удалось переслать шесть или семь донесений, а потом радиослужба немцев засекла его, он был арестован и казнен.
[249]
Одним из советских агентов, завербованных из числа военнопленных, был Генрих Мельхиор. Ниже приведена часть его показаний:
«В октябре 1944 года, через 6 месяцев после того, как я был взят в плен, русский начальник лагеря спросил, готов ли я бороться против нацизма. Мне пришлось согласиться, потому что лагерная система делала отказ невозможным. Кроме того, появился шанс выжить в этом рискованном деле, вместо того чтобы заживо сгнить.
Меня отвезли в маленький польский город недалеко от линии фронта, где я встретил 26 немецких пленных, которые попали в ту же ситуацию. Нам было запрещено обсуждать нашу задачу, но на Рождество для нас была устроена небольшая вечеринка, и я сказал небольшую речь. После этого, когда пришло время формировать группы из двух человек, многие из моих товарищей захотели присоединиться ко мне или дать мне свои адреса в Германии, настолько я смог завоевать их доверие.
Моим напарником оказался фельдфебель, который теперь должен стать радистом в нашей маленькой команде. На самом деле нас совсем ничему не обучали. Как-то раз меня попросили изложить свой план по обеспечению собственной безопасности, но, когда я высказал свои предложения, они не согласились ни с одним из них. Вместо этого нам сказали: «Хаос в Германии сегодня сопоставим с тем, который царил в России в 1941 году, и вы можете свободно перемещаться по стране и в безопасности добраться до любого места».
Потом мне дали старую и потрепанную немецкую униформу и документы, но солдатская книжка и другие бумаги были на разные имена. В мое снаряжение входили: немецкая форменная одежда, русские сапоги, немецкая кобура с русским револьвером, русский заплечный мешок с американскими консервами, на которые были наклеены русские этикетки, русские карты района, где мне предстояло работать, и русский компас. Не было смысла спорить или протестовать. Но я был знаком с местностью, куда меня посылали, и надеялся найти какое-то укрытие.
Пятого февраля 1945 года мы были сброшены в пятидесяти километрах от того места, где нам предстояло работать. Мы прыгнули с высоты трех километров. Я попал в болото и никак не мог освободиться от парашюта. Я подал сигнал свистком, появился мой напарник, и мы выбрались вместе.
Из 27 человек, сброшенных на парашютах, насколько я знаю, по меньшей мере 20 немедленно явились к властям. Я не сдавался, но и не работал на Москву, друзья и родственники помогли мне, и вот я остался в живых».
[250]
Шокирующий, но, несомненно, честный материал о миссии секретного агента в Германии был опубликован рабочим-коммунистом Фридрихом Шлоттербеком в Цюрихе в 1945 году.
[251] Как член КПГ, он провел десять лет в нацистском концентрационном лагере, был освобожден в 1943 г., после чего жил с семьей в Штутгарте. В январе 1944 года его друг Ойген Неспер («Ноллер»), тоже член КПГ, пришел проведать его и рассказал ему свою историю. Он был радистом в германской армии и попал в плен к русским. С ним хорошо обращались и предложили поехать в Германию со шпионским заданием. Его главной задачей было информировать Москву по радио о всех существенных событиях и войти в связь с подпольными коммунистическими организациями немецких или иностранных рабочих. Дом Шлоттербека был избран Москвой в качестве явки для секретных агентов.
[252]
