Книга Советский шпионаж в Европе и США. 1920-1950 годы, страница 102. Автор книги Дэвид Даллин

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Советский шпионаж в Европе и США. 1920-1950 годы»

Cтраница 102

Горин после ареста потребовал разрешения позвонить из Лос-Анджелеса в посольство и получил его. Когда он дозвонился до Константина Уманского, тогдашнего действующего посла, то попросил «инструкций» (еще одно нарушение правила — шпион, пойманный за руку, не должен спрашивать посольство об указаниях, как себя вести дальше). Уманский отправил на самолёте советского вице-консула Михаила Иванушкина (на самом деле человека из НКВД) из Нью-Йорка в Лос-Анджелес, а сам поехал в государственный департамент, чтобы встретиться с государственным секретарем Самнером Уоллесом. [333] Уманский перешел в наступление — это был характерный способ поведения, когда официальное советское лицо попадалось на шпионаже, — и резко возражал против ареста. Он требовал объяснений, почему Горина заставили говорить с советским послом по-английски. В целом он протестовал против «самовольных и противозаконных действий полиции».

Потом Уманский потребовал от Лоя Гендерсона из европейского отдела государственного департамента разрешения для представителя посольства на встречу с арестованным Гориным. Разрешение было дано.

Иванушкин прибыл в Лос-Анджелес и, естественно, испугался, что Горин «заговорит». Он отбросил все предосторожности и сказал Горину в присутствии агента ФБР, как ему следует себя вести, если ему предъявят обвинение в шпионаже. «Мы ни в чем не признаемся, — сказал Иванушкин, — и не станем делать никакого заявления в связи с найденными в костюме бумагами».

В течение расследования Уманский нервничал все больше, заявляя все новые и новые протесты госдепартаменту. Десятого марта 1939 года Уманский снова обсуждал дело Горина с Лоем Хендерсоном. Не сумев убедить Хендерсона в том, что американские власти ведут себя неправильно, Уманский сказал буквально следующее: «Мистер Хендерсон, должен вам сообщить, что если окружной прокурор не отзовёт дело до окончания следствия, то всё это может плохо кончиться». [334]

Теперь дело выглядело так, будто правительство США должно было принести извинения советскому посольству. Уманский передал в государственный департамент ноту, в которой содержались осуждения и обвинения в адрес США по поводу дела Горина.

Государственный департамент не принял никаких мер, и дело Горина продолжалось. Михаила Муромцева-«Горина» приговорили к шести, а Хафиза Салеха — к четырем годам заключения. Более двух лет дело ходило по судам высших инстанций, но все апелляции были отклонены. В январе 1941 года Верховный суд Соединенных Штатов утвердил первоначальный приговор.

Через несколько дней Уманский снова посетил госдепартамент и потребовал, чтобы Горина отпустили и позволили уехать в Россию. Наконец соглашение было достигнуто, и в марте 1941 года госдепартамент и генеральный прокурор «порекомендовали» суду Лос-Анджелеса (по соображениям «государственной важности») отложить исполнение приговора.

Через несколько недель после урегулирования дела Муромцева-«Горина» в подобный скандал оказался замешан Гайк Овакимян, служащий «Амторга» и агент-ветеран НКВД в Соединенных Штатах. Арестованный в мае 1941 года, он должен был предстать перед судом за нарушение закона о регистрации иностранных граждан. Овакимян, сидя в тюрьме, потребовал для себя дипломатического иммунитета, заявив, что являлся агентом по закупкам оборонных товаров, хотя не имел права по политическим причинам заключать крупные сделки в этой сфере. Советское правительство внесло залог размером 25 тысяч долларов. Овакимяна отпустили, а вскоре разрешили выехать в Россию.

Активность разведки возрастала в годы, непосредственно предшествовавшие войне. Особенно бурную деятельность развернули в Соединенных Штатах немецкие и японские агенты. Шеф ФБР Эдгар Гувер заявил 20 июня 1939 года, что его агентство за последние пять лет расследовало примерно по 35 шпионских дел в год. А в 1939 году подобных дел уже было 1651. Объявляя первого сентября 1939 года антишпионскую кампанию в стране, генеральный прокурор Мэрфи заявил: «Не должно быть повторения ситуации 1917 года, когда демократия оказалась неподготовленной к противодействию шпионажу». [335]

В 1939–1940 годах советские разведывательные аппараты, почти разрушенные в результате чистки, начали постепенно восстанавливаться. К моменту заключения советско-американского военного союза они достигли прежних размеров. Вспомогательный персонал военного атташе в Вашингтоне, уменьшенный, как мы видели, в предыдущие годы до немыслимого предела, в 1942 году был увеличен до шести, в 1943 году до семи, а в 1944 году — до девяти человек. В апреле 1941 г. генерал Илья Сараев был послан в Вашингтон в качестве военного атташе. Этот пост долгое время оставался вакантным. Новый военный атташе сыграл заметную роль в советской разведывательной работе в Соединенных Штатах.

Высокая активность разведки во время войны

В годы войны США заняли первое место в списке советских источников информации и объектов разведки. Информация, которую собирали в Европе агентства и отдельные шпионы, касалась локальных и чисто военных событий, её поток зачастую и вовсе прерывался. В Японии осенью 1941 года была разгромлена сеть Зорге. В 1942–1943 годах все взоры были устремлены на Вашингтон. Сотни советских официальных лиц пополняли штаты посольства, закупочных комиссий, консульств и субагентств в Соединенных Штатах и Канаде. И с каждой группой советских работников прибывало несколько человек из спецслужб.

Попытка скоординировать работу была предпринята в конце 1943-го, когда генерал Джон Р. Дин был послан в Москву в качестве главы военной миссии. Одной из целей этой миссии был обмен секретной информацией между советской военной разведкой и американским Управлением стратегических служб (УСС). По словам генерала Дина, он получил инструкции как можно меньше проявлять интерес к сведениям о России. [336] Его шеф, генерал Маршалл, был убежден, что поиски такой информации не только не нужны, но будут раздражать русских и сделают невозможным оперативное сотрудничество.

Американская открытость контрастировала с русской секретностью. В Соединенных Штатах работали тысячи советских представителей, которым было разрешено посещать местные заводы, школы, присутствовать при испытаниях самолетов и другого вооружения. После открытия второго фронта в Италии, а позже во Франции и Германии, русских представителей охотно принимали в полевых штабах союзников и позволяли им наблюдать за всеми операциями по их желанию. [337] Политика США состояла в том, что русские получали доступ к новым изобретениям в электронике и других областях. Каждый месяц генерал Дин получал список секретного американского оборудования, о котором можно было информировать русских, в надежде на то, что его можно было бы применить на русском фронте. На это великодушие или по меньшей мере хорошее отношение русские никогда не отвечали взаимностью, а только вели бесконечные споры, переговоры и устраивали всякие задержки.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация