Шаманка сама проследила, чтобы в погребальный домик переправили все ее любимые вещи, украшения и утварь. Сама выбрала ткани, в которые завернут тело, чтобы отнести его в последнее убежище. И свой старый бубен велела положить в ногах. У Алтан уже имелся новый, звонко щебетавший под пальцами. Иногда шаманы свой бубен передают наследнику, но этот был очень старый, глухо рычащий под прикосновением, он совсем не подходил для Алтан.
Смерти старая шаманка не боялась. Она в жизни делала все правильно, все по закону. И умение передала, оставила преемницу. Не ее вина, что Алтан призвала Соловья…
Сама-то старая шаманка прожила нелегкую жизнь со свирепым зверем, с Росомахой, но знала, что если надо будет – Росомаха поможет ей защитить своих людей. Теперь она собиралась навсегда оставить тело и соединиться со своим духом в вечности, среди звезд, где нет боли, а тело старое, всеми суставами исстрадавшееся, сбросить, как ненужную ветошь.
Последний месяц она почти не вставала. В доме поселился тяжелый, затхлый запах. Алтан все силы отдавала на то, чтобы умерить страдания наставницы, отогнать боль, погрузить ее хоть ненадолго в сон. Сама извелась, измучилась, ослабела.
Много они в тот последний месяц говорили. Старуха пыталась напоследок научить Алтан, как при случае позвать другого духа, более сильного и свирепого. Это было делом опасным, но если беда придет к людям, кто защитит? Пыталась научить Алтан, как отогнать нежного Соловья… Но этому Алтан не хотела учиться. У нее было странное чувство к своему духу, словно он ей родной. Роднее отца с матерью, роднее всех на свете, роднее собственных рук и глаз. Она подумать даже не могла о том, чтобы его прогнать: становилось больно, как по живому режут.
Умирающая старуха соглашалась: да, это больно, но надо научиться.
Алтан протестовала: нет, не хочу, не могу, не буду.
Старуха умерла. Алтан завернула ее в нарядные ткани, в меховое одеяло, мужчины отнесли тело в подготовленный погребальный домик.
Постель старухи Алтан сожгла на той же поляне. Дом свой проветрила.
Приняла подарки от женщин: новую постель, много-много стеганых одеял и вышитых подушек.
И начала свое служение – уже одна.
Глава 2
Белоглазый впервые предстал перед Алтан на коне.
На рослом, длинноногом жеребце, которых предпочитали русские.
Буряты любили других лошадок: маленьких, коренастых, мохнатых. Выносливых. Легко терпевших холод, голод, жажду. Послушных.
Эти русские лошади были красивы, но изнеженны. Им требовалось очень теплое стойло, старательный уход, да и характер у них был далеко не такой покладистый, как у бурятских лошадей. Даже привычно ходившие под седлом могли взбрыкнуть, понести, укусить.
Алтан как раз недавно вернулась с паломничества к скале Аяя. Она была еще полна той силы, которая вошла в них во всех, собравшихся там и сумевших по алым солнечным и синим ночным лучам соединиться с богами. Хорошо было Алтан, радостно, ей казалось – новая сила ее навсегда, и Соловей тоже стал сильнее…
Алтан собирала травы, когда всадник внезапно выехал из подлеска, еще затопленного туманом. Услышать треск и шорох веток она успела, но подумала – лось. Когда увидела – обомлела и даже корзину выронила.
Конь был белый в яблоках. Очень красивый.
Но Алтан потрясло больше всего то, что в первый миг ей почудилось, будто верхом на огромном коне сидит громадный волк с белой шерстью и белыми глазами, и злобно щерится, и между зубами у него вскипает кровавая пена, словно он только что кого-то загрыз.
Алтан ахнула, присмотрелась – и увидела мужчину. Русского. Светловолосого. С очень светлыми глазами. С тонкими усиками над верхней губой. Длиннополая серая шинель с голубыми полосами на воротнике, барашковая шапка с султаном. Шашка. Револьвер.
Военный. Это все, что смогла понять о нем Алтан. Что Белоглазый относится к тем, кого со страхом полушепотом называли «жандармы», она в первую встречу не поняла. Потом узнала.
– Не бойся. Не обижу, – сказал Белоглазый, но Алтан отчетливо видела: лжет, вот он-то и обидит, с удовольствием обидит.
Однако бежать было рискованнее, чем стоять на месте. Зверю надо смотреть в глаза, тогда он может отступить.
– Ты тут чужого человека не встречала?
По-русски Алтан не говорила. Понимала его речь, но скорее не слова, а их смысл, то, что он хотел сказать, ловила мыслеобразы. Поймала образ очень худого и очень молодого русского с длинными волосами и жиденькой бородкой, одетого во что-то потрепанное, невзрачное, пробирающегося сквозь подлесок, прорывающегося сквозь туман… А потом – прыжок волка, и челюсти смыкаются сзади на хрупкой шее беглеца, и с жалким заячьим вскриком тот падает лицом вниз…
Белоглазый не сказал про беглеца, но Алтан это почувствовала.
Всадник ждал ответа.
Алтан покачала головой: мол, нет, не встречала.
– Ты хоть понимаешь, что я говорю?
Она кивнула.
– А почему сама не говоришь? – Белоглазый усмехнулся плотоядно, и Алтан увидела свое отражение в его жадном взгляде.
Она видела свое отражение в спокойной воде, в начищенном медном блюде, в глазах других людей. Знала, какой ее видят другие люди.
Никто никогда не видел ее такой красивой…
Для своих людей она была прежде всего шаманкой, слишком тонкой и хрупкой. Для своих она не была женщиной, которую можно пожелать.
Для Белоглазого – была. В его взгляде читалось такое, что Алтан покраснела и опустила ресницы. Не выдержала противоборства. Первая отвела взгляд.
Белоглазый еще немного полюбовался ею и тронул коня. Сегодня он искал беглеца. Сегодня ему было не до нее…
Но что-то изменилось в окружающем Алтан мире, когда из пролеска, из тумана выехал на огромном коне Белоглазый. Мир перестал быть спокойным и предсказуемым. Перестал быть безопасным. В ее мире появился волк…
Через четыре дня после той встречи в поселке узнали от проезжего, что беглеца поймали жандармы, и самый жестокий из них, человек с белым лицом и белыми волосами, прозванный Саган Болохо, связал беглеца и волок за своим конем, пока тот не перестал кричать, а когда перестал, разрешил другому жандарму перебросить чуть живого через седло… Саган Болохо был плохой, страшный. Взяток не брал. Ссыльные русские его ненавидели: жестокий очень и подозрительный. Чуть что – в кандалы и в острог отправляет. Городок здесь маленький, незначительный, и русские надеются, что Саган Болохо за заслуги переведут в большой город, может, даже в Иркутск, лишь бы подальше. А женщины из скверного дома жаловались буряткам, которые приходили в скверный дом полы мыть, что Саган Болохо берет себе одну из них и мучает, разве что не до смерти, но пока плетью не иссечет, нет у него желания, а потом зато такое желание, что даже самые распутные из скверных женщин после болеют, и к ним знахарок зовут. Платит всегда, в отличие от других жандармов, но лучше бы вовсе не ходил, после него женщина неделю, а то и две работать не может. Страшный, очень страшный человек. Любит острожников к порке приговорить, а сам стоит и смотрит так, будто хочется ему самому за розги взяться, только не по чину, и ему обидно.
