– Миллион долларов? – рассмеялась девушка.
– Ну, почти. И правда, миллион. Но все-таки рублей. Плюс несколько жирных контрактов. Если девушка будет умницей, то контракты продлят, она заработает имя и будет лет пять, а то и десять как сыр в масле кататься.
– Ну и что? При чем тут я-то?
– А при том! – торжествующе воскликнул Вертинский. – Догадайся, кто главный спонсор «Мисс Страны»?
Наташа недоверчиво вытаращилась на него.
– Совершенно верно. – Мужчина снял воображаемую шляпу, манерно, как мушкетер из советского кино. Он и правда чем-то напоминал Портоса. Большой и добрый.
– Ты предлагаешь мне принять участие? И думаешь, что я выиграю?
– Какая цепкая девочка, – то ли возмутился, то ли восхитился он. – Пока предлагаю принять участие. А там посмотрим. Но я правда считаю, что у тебя есть все шансы на победу. Ты очень красивая и необычная. Только вот…
– Что?
– Скажи мне, только честно. Потому что если соврешь, у тебя будут большие проблемы. Твое лицо сильно засвечено на сайтах вроде «досуг.ру», где рекламируют себя… м-м-м… легкомысленные девчонки?
– Ну как… – нахмурилась Наташа, – не то чтобы. Есть, конечно, пара фотографий. Но я там в белом парике. И много фотошопа. Не узнать.
– Это хорошо. Значит, так, завтра пришлешь мне две свои свежие фотографии. Портрет и в полный рост, желательно в купальнике. Я их сдам в офис «Мисс Страны». А потом скажу, когда надо прийти на очный кастинг. Разумеется, это формальность – можешь считать, что ты и так в финале…
– Ничего себе… Даже не верится.
– И зря. Надо всегда верить в невозможное. А теперь пойдем-ка обратно в постель. Я уже, кажется, соскучился.
Всю ночь Наташа провела с Вертинским.
И следующую ночь – тоже.
На четвертый день Вертинский послал своего охранника в квартиру-бордель, чтобы тот забрал Наташины вещи.
Для нее сняли небольшую квартиру-студию на Новинском бульваре, выдали кредитную карточку с не то чтобы солидной, но вполне приятной суммой: на смузи в модном баре и маникюр в «Жаке Дессанже» хватит. Привезли новый гардероб – элегантная дорогая одежда, в которой Наташа действительно стала похожа на модель.
Вертинский приезжал почти каждый вечер, как будто она была его женой. Наташа привыкла к нему и радовалась, не играя. Он был очень обаятельным и умным. Вскоре она перестала замечать и его лишний вес, и морщины. Даже готовить начала – получалось у нее неловко, но Вертинского это трогало. Так прошло несколько недель. И Наташа поверила, что ее любят. Ее, девочку, которую никто никогда не любил! Раньше ее страстно желали, ею любовались, с ней хотели провести пару сладких часов, ночь или даже целую неделю, для нее выбирали продуманные хорошие подарки, ей говорили комплименты. Но не любили. Никто и никогда. Она выросла молодой волчицей, боявшейся близости, путавшей чье-то желание близости с агрессией.
А теперь вдруг Наташа оттаяла. Даже выражение ее лица изменилось – исчезли из него жесткость, ожидание беды, недоверчивость. Женщину любовь расслабляет и украшает.
Вертинский часто говорил с ней о предстоящем конкурсе. О том, как пойдет Наташе усыпанная бриллиантами корона.
Она и в это поверила – в то, что победит.
Черная полоса в ее жизни закончена, отныне ее ждут только светлые дни. Сначала – корона «Мисс Страны», потом, скорее всего, замужество с Вертинским. Почему бы и нет?
Наташа догадывалась, что она у Леопольда не одна. Ну и что? Ревнивой она вовсе не была. Вертинский же мужчина, а все мужчины, как известно, животные, так их и следует воспринимать, не обольщаться на их счет, а то жизнь однажды больно по носу щелкнет. Да, ему постоянно приходили эсэмэски от каких-то Татьян, Лилиан и Лерочек. Он смотрел на экран с улыбкой, что-то писал в ответ. Но ведь каждый вечер он приезжал именно к ней, к Наташе. Именно с ней он проводил ночи, именно в ее ухо влажно шептал нежности. Именно ей был готов подарить корону «Мисс Страны».
Впервые в жизни Наташа была по-настоящему счастлива.
Глава 5
Сандугаш окончила школу без троек, но и без медалей. Даже при подготовке к ЕГЭ особенно не надрывалась. Она вообще к учебе была равнодушна. А та весна выдалась какая-то странная – словно в воздух впрыснули наркотик, от которого мир казался невозможно, ошеломляюще прекрасным. В пении соловьев Сандугаш чудилось нечто такое, чего прежде она не слышала, будто они с ней говорили, передавая какой-то зашифрованный код, который она могла бы разгадать, да не получалось. Река, земля, все цветы и деревья благоухали с такой неистовой силой, что Сандугаш впадала почти в опьянение от этих ароматов. Хотелось быть одной, уйти к Байкалу или в лес, хотелось бежать, бежать, бежать, а потом кружиться на одном месте, глядя в небо, и упасть в траву, раскинуть руки, и жадно пить пьянящий воздух, и обнять себя – тесно-тесно, и стиснуть бедра, ощущая, как что-то пульсирует в глубине тела. Хотелось, чтобы кто-то любимый, значительный, важный стиснул ее в объятиях, до боли, до хруста. Хотелось, чтобы наконец появился кто-то, на кого она могла бы излить всю накопившуюся в ней любовь – и отдать созревшее, жаждущее ласки тело.
Однажды Сандугаш приснился сон, в котором они с Белоглазым занимались любовью. И впервые в этом было не насилие, не боль, не страх, а наслаждение. Она понимала, что Белоглазый опасен, но любила его, так любила… Зарывалась пальцами в светлые волосы, притягивала его голову ближе к себе, прижималась губами к его тонким губам, впивалась поцелуем, и с поцелуем словно переливала в него свою любовь, свою душу!
Сон был прекрасен.
Но в реальности Сандугаш была мучительно одинока.
Бабушка жила в одном из «новых домов», которые вообще-то уже были старыми. Свою двухкомнатную квартиру она не очень любила и все еще жалела о снесенном родительском доме. Но Сандугаш нравилось у нее бывать. Тесновато, но как уютно! Много ковриков, сувениров, привезенных дедушкой из командировок. Проигрыватель и полка с пластинками.
Сандугаш обожала старые песни. И Анну Герман. Так теперь не пели уже, просто не умели – видимо, не рождалось больше таких певиц. Да и песен таких не писали, чтобы сердце из груди рвалось в ответ на нежное, чистое, как удар колокола: «Мы эхо! Мы эхо! Мы вечное эхо друг друга!»
Вот только такой должна быть любовь, только такой…
К тому же дверь в дверь с бабушкой жили Волгины, чья старшая дочка, Рита, училась в одном классе с Сандугаш. Они не то чтобы дружили, но приятельствовали. Когда становилось скучно, с Ритой можно было пойти погулять или съездить в кино. Она была отличная девчонка, не такая тупая и помешанная на парнях, как другие. И не такая одержимая учебой, как школьные отличницы, только и бредившие поступлением в институт. Зато яркая, интересная, веселая. Сандугаш только чуть-чуть впустила ее в свой мирок – и оказалось, что от Риты идут свет и тепло, захотелось всю душу распахнуть ей навстречу. Сандугаш даже жалела обо всех тех годах, которые они потеряли, пока были просто приятельницами, а не подружками.
