И снова он попытался заговорить, но умолк, когда она взяла его руку и положила ее на свое обнаженное бедро, привлекая его к себе.
– Это не пройдет, Джо, – сказала она с уверенностью. – Скоро не пройдет. Мне просто…
Она запрокинула голову и посмотрела ему в глаза, и он увидел, что ее слова – правда. Она запуталась.
– Мне просто нужно знать, хотя бы сегодня ночью, кто я. Где я. Найди меня. Напомни мне об Эмили.
Он взял ее, медленно, ласково и нежно, и сделал вид, будто не замечает ее слез. Когда Эмили заснула, Джо лежал без сна, смотрел на нее, гладил по голове и влюблялся все сильнее.
Эхо Томасова крика еще не заглохло до конца, когда он услышал на самой обочине тропинки тонкое дзеньканье колокольчика. Он стремительно обернулся, глядя на обгоревшие останки того, что когда-то было хижиной Ворчуна, Те немногочисленные бревна, которые остались на земле, покоробились и обуглились, и даже кирпичи почернели от огня.
За печной трубой что-то шевельнулось, и глаза Томаса расширились, когда звон колокольчика повторился.
Он изумленно прищурился. Потом, едва веря тому, что говорит это, он открыл рот и придушенным голосом позвал:
– Тилибом, выходи.
Где-то в глубине души Томас знал, что произойдет дальше. Но взрослый мужчина, которым он был, существо, занявшее место того мальчика, который впервые появился в Обманном лесу столько лет назад… этот мужчина просто стоял и смотрел. Во все глаза, чуть приоткрыв рот, смотрел, как из-за трубы выступил похожий на колокольчик крохотный человечек. Он был лысый, а кожа его отливала светло-голубым, нежная, как тонкий фарфор. Бледно-лиловая полоса шла вокруг его тела примерно на уровне груди, а другая – чуть повыше того места, где начинались ноги. Он слегка сутулился, почти как горбун, и, хотя грудь и живот у него были довольно плоскими, спина выпячивалась наружу, как у светляка или осы. А когда он двинулся к Томасу, язычок внутри – сердце любого колокола – шумно и радостно заколотил из стороны в сторону.
– Тилибом? – прошептал Томас; голова у него шла кругом.
Обманный лес существовал наяву, разумеется. Он всегда знал это, с самого первого своего путешествия. Но знание со временем тускнеет, как раны исцеляются. Он жил с этим знанием и истиной, которую держал при себе – чтобы его не сочли за сумасшедшего, – так долго, что бывали недели, быть может, даже целые месяцы, когда эта истина ускользала от него. Периоды, когда существование реальности Обманного леса просто вылетало у него из головы. В конце концов он совершенно позабыл об этом.
Мальчишкой он с полной уверенностью знал, что Санта-Клаус существует. И эльфы тоже. Вампиры. Вечная любовь. Все это он принимал на веру, пока эта вера не пошатнулась. Но ничего этого он никогда не видел. Обманный лес – совсем другое дело. Он бывал там. Видел его. Вдыхал его запах. Прикасался к нему. С ним расстаться было не так просто, как с мифами детства. И все же со временем даже реальность может затуманиться так, что будет вспоминаться лишь как сон.
Томас поморгал. С изумлением в глазах и в сердце он смотрел на Тилибома и против своей воли расплывался в улыбке.
На голубом лице колокольчика отразилось неподдельное блаженство.
– Наш Мальчик! – воскликнул он. – Это правда! Это действительно правда! Ты вернулся!
Мистер Тилибом потрусил к нему, из стороны в сторону колыхая колокольчиком, звон разнесся по всему Путаному пути, и Томас вдруг испугался. Не самого Тилибома – всего Обманного леса. Да, он не бывал здесь – по-настоящему, не просто во сне, – с самого детства. Но это был не тот Обманный лес, который он помнил. И это совершенно определенно был не тот Обманный лес, который он «создал» в своих книгах.
Он смотрел на счастливого маленького человечка. Томасу хотелось бы, чтобы его сердце пело от такой же радости, радости воссоединения с той частью его, которая осталась так далеко в прошлом. Даже в многочисленных снах, которые приснились ему за долгие годы, все те разы, когда он бывал в Обманном лесу, во сне или наяву, он никогда не казался Томасу столь реальным. Только в тот самый первый раз.
Он смотрел на Тилибома и припоминал, что, когда Натан впервые начал делать свои безумные заявления, высказывать страхи относительно Обманного леса, он сказал, что Ворчун с Султанчиком убили Дичка, его воображаемого друга.
Впервые с тех пор, как разразилось все это безумие, ему пришло в голову, что, возможно, так оно и было. Страх и ярость всколыхнулись в душе Томаса Рэнделла, и теперь его чувства, казалось, пришли в смятение. В этом месте нигде нет безопасности. Больше нигде. Ничему нельзя доверять.
Мистер Тилибом добрался до Томаса и вскинул ручки, как ребенок, ждущий, что его поднимут высоко в воздух и начнут подкидывать вверх, как будто он летает. Томас лишь смотрел на него.
Улыбка медленно сползла с бледно-голубого лица Тилибома.
– Где мой мальчик? – подозрительно спросил Томас – Где Натан?
– Мы можем помочь тебе найти его, – сказал Тилибом и энергично закивал, отчего язычок заколотился в такт его движениям. – Идем, Наш Мальчик, у нас мало времени.
Казалось, Тилибом погрустнел, но радовался, что может быть полезным. Томас не верил этому, вернее, не мог поверить. Он протянул руку, схватил Тилибома за то место, которое можно было назвать шеей, и оторвал его от земли. Крошечные ручки Тилибома слабо замолотили по пальцам Томаса.
– Наш Мальчик! – в ужасе вскрикнул колокольчик. – Ты… ты не можешь обидеть нас!
– Еще как могу! – отрезал Томас.
Сердце у него разрывалось. Он не представлял, как может сделать такое, да еще с существом, которое всегда считал таким добрым, таким ласковым.
– Я не могу тебе верить! – крикнул Томас – Я никому из вас не могу верить. Я просто хочу вернуть Натана, и это все, что имеет значение.
Тилибом обмяк в руках Томаса, уязвленный его словами.
– Ты хочешь сказать, что мы не имеем значения. Мы, позабытые, не имеем значения.
Наступила долгая тишина, и Томас начал казаться себе ужасным мерзавцем от того, как он обошелся с Тилибомом. Пока колокольчик не поднял на него полные ярости глаза.
– Наверное, шакал Фонарь был прав, Наш Мальчик, – процедил Тилибом. – Это все из-за тебя. Ты все испортил и бросил нас здесь. Теперь все разрушено, потому что ты просто не обращал на нас внимания. Но за своим ребенком ты пришел, так ведь? Наверное, Фонарь был прав.
Последние слова он произнес слабым и грустным голосом, и вся ярость схлынула из его взгляда, сменилась ужасной, тягостной грустью. Крохотные синие и золотые крапинки в его синих глазах начали краснеть, и Томас решил, что Тилибом вот-вот заплачет. Губы у него задрожали, глаза забегали, как будто он согласен был смотреть куда угодно, только не на Томаса.
Он поставил маленького человечка на землю. Опустился перед ним на колени прямо на пыльную тропинку, молчаливо моля о прощении.
