Конечно, деньги, потраченные на телевизоры, позволяют сохранить работу людям, занятым на их производстве. Но если бы эти же деньги были инвестированы в какой-либо новый бизнес, то создались бы рабочие места где-то в другом месте, скажем для ученых в лаборатории или для рабочих на строительной площадке, и в долгосрочной перспективе мы обогатились бы. Вспомните пример с колледжем. Отправляя ребенка учиться, мы создаем рабочие места для преподавателей. Потратив те же деньги на покупку модного спортивного автомобиля для своего выпускника, мы создадим рабочие места для работников автомобильной промышленности. Решающая разница между этими сценариями заключается в том, что высшее образование повысит продуктивность молодого человека на всю оставшуюся жизнь, а спортивный автомобиль – нет. Таким образом, обучение в колледже – это инвестиция, а покупка спортивного автомобиля – потребление (хотя приобретение машины для работы или бизнеса тоже может считаться инвестицией).
Вернемся к нашей гипотетической семье, у которой появилась лишняя 1000 долларов. Что она решит сделать с этими деньгами? Решение будет зависеть от суммы, которую эти люди рассчитывают получить после уплаты налога, если предпочтут вложить деньги в инвестиционный фонд, а не потратить их сразу. Чем выше налог, например налог на прирост капитала, тем меньше будет их доход на инвестиции и, следовательно, тем более привлекательной становится покупка телевизора.
Получается, что неэффективное налогообложение отбивает у людей охоту и работать, и делать инвестиции. Очень многие экономисты утверждают, что сокращение налогов и ослабление регулирования позволяют выпустить на волю производительные силы экономики. И это, безусловно, верно. Самые ярые сторонники «экономики предложения» продолжают настаивать на том, что снижение налогов может реально увеличить доход страны от налогов, потому что в этом случае люди лучше работают, получают более высокие доходы и в конечном счете платят больше налогов даже при снижении налоговых ставок. Именно эта идея легла в основу кривой Лаффера, послужившей научным обоснованием для существенного снижения налогов в годы президентства Рональда Рейгана. В 1974 году экономист Артур Лаффер выдвинул теорию, согласно которой размер налогов оказывает столь сильное негативное влияние на трудовую активность и объем инвестирования, что его снижение ведет не к уменьшению, а к увеличению налоговых поступлений. (Кстати, впервые Лаффер начертил свою кривую на ресторанной салфетке на обеде с группой политиков и журналистов. Любопытно, что салфетка принадлежала известному политику-республиканцу Дику Чейни
[80].) На определенном уровне налогообложения эта зависимость, безусловно, справедлива. Например, если подоходный налог достигнет 95 процентов, никто не станет работать больше, чем требуется для того, чтобы выжить и прокормить семью. И снижение в такой ситуации налоговой ставки до 50 процентов почти наверняка приведет к увеличению доходов государства.
Но верна ли эта теория в условиях США, где налоговые ставки изначально были значительно ниже? Сокращение налогов и при Рейгане, и в годы правления Джорджа Буша позволили ответить на этот вопрос вполне однозначно: нет, не верна. Существенное сокращение налогов в обоих случаях привело не к резкому увеличению государственных доходов (по сравнению с уровнем до их снижения)
[81], оно привело к серьезному дефициту бюджета. В случае со снижением налогов администрацией Рейгана гипотеза Лаффера, судя по всему, оказалась верной только в отношении самых богатых американцев, которые после уменьшения налоговых ставок действительно начали отправлять в казну больше денег. Впрочем, вероятно, это просто совпадение. Как мы еще обсудим в главе 6, заработная плата высококвалифицированных работников уверенно росла последние несколько десятилетий, поскольку экономике все больше требовались мозги, а не мускулы. Таким образом, самые богатые американцы, возможно, заплатили больше налогов потому, что их доходы резко пошли вверх, а вовсе не потому, что они начали больше работать в ответ на снижение налоговых ставок.
В США, где налоговые ставки по сравнению с остальными странами мира довольно низкие, экономика предложения остается химерой: только при поистине уникальном стечении обстоятельств мы можем сократить налоги и при этом получить больше денег на реализацию государственных программ; с этой точкой зрения полностью согласны консервативные экономисты. Брюс Бартлетт, работавший и в администрации Рейгана, и в администрации Джорджа Буша, как-то раз публично посетовал на то, что термин «экономика предложения» трансформировался из важной и логичной идеи о том, что более низкие предельные налоговые ставки стимулируют экономическую активность, в неправдоподобную концепцию, согласно которой «любое сокращение налогов влечет за собой увеличение дохода государства»
[82]. Когда сенатор Джон Маккейн в 2007 году заявил в интервью National Review, что снижение налогов «как мы все знаем, повышает доходы», экономист из Гарвардского университета Грег Мэнкью (он занимал пост главы Совета экономических консультантов Джорджа Буша) задал в своем блоге логичный вопрос: «Если вы думаете, что снижение налогов увеличивает доходы, зачем вообще пропагандировать экономию? Почему бы нам не оплатить новые программы расходов за счет дальнейшего сокращения налогов?»
[83]. Если мои рассуждения на эту тему кажутся вам чрезмерно эмоциональными, то я этого и не скрываю. Ошибочное представление о том, что сокращение налогов всегда ведет к увеличению доходов государства, уводит в совершенно неверном направлении дебаты по поводу нашего госбюджета, создавая иллюзию, что мы можем получить что-то даром. К этому моменту вы, конечно, уже поняли, что в экономике такого практически не бывает. Сокращение налогов, безусловно, во многом явление весьма позитивное. Благодаря этому в наших карманах остается больше денег. Это, как мы уже выяснили, стимулирует более упорный труд и более рискованные инвестиции. По сути, рост экономической активности, вызванный снижением налоговых ставок, как правило, помогает восполнить некоторые потери в доходах. Один доллар, выраженный в виде снижения налогов, может стоить государству 80 центов в виде недополученных доходов или, в особых случаях, 50 центов, поскольку оно забирает меньший кусок большего пирога.