– Почему ты позволяешь ему так с собой обращаться? – требовательно спросил я, когда гудение мотора «Кадиллака» стихло вдали. – Почему?!
Тетя Лорна, стоя на крыльце, молчала, но я чувствовал, что и она задает дяде тот же вопрос.
Дядя протер очки выбившейся из-под ремня полой рубашки.
– Ты действительно считаешь, что он обращается со мной как захочет?
Я кивнул.
– А как кажется тебе? – Дядя повернулся к Томми.
– Сколько я себя помню, он все время вытирал о тебя ноги, – без колебаний ответила она.
Дядя покачал головой и поглядел на подъездную дорожку, над которой лениво клубилась пыль.
– Не стоит загонять зло в угол. От этого оно только станет еще злее.
Возможно, я поступил несколько бесцеремонно, но в этот момент мне меньше всего хотелось разгадывать дядины загадки.
– А ты уверен, что дело в злом дяде Джеке? – спросил я. – Может быть, это ты всю свою жизнь трусил?
Дядя задумчиво покусал губу.
– Я теряю больше, чем он, – изрек он наконец.
Я рассмеялся.
– Что же еще ты можешь потерять? По-моему, дядя Джек давно отнял у тебя все, что ты только думал иметь.
– Ты уверен?
Я отковырял от перил чешуйку отставшей краски и щелчком отправил как можно дальше.
– Оглянись по сторонам, дядя, и ты сам всё увидишь – все свои несметные богатства.
Он по очереди оглядел всех нас.
– Ну, огляделся. И что?..
– Похоже, дядя, тебе пора проверить зрение. Иначе ты не задавал бы подобных вопросов.
Дядя снял очки и бросил взгляд туда, где машина дяди Джека сворачивала на шоссе номер 99.
– Вот что я тебе скажу, Чейз… То, что ты видишь, часто зависит не от зоркости глаз, а от перспективы.
Глава 30
После школы я подал заявления во все университеты, где только преподавали журналистику, но хотя мои школьные оценки были достаточно высокими (мой средний балл равнялся 3,2), результаты университетского отборочного теста оставляли желать лучшего – всего 1080 баллов из максимально возможных 1600. Даже Флоридский университет, казавшийся мне самым перспективным в плане поступления, отказал мне наотрез, и я, откровенно говоря, немного растерялся. Я не знал, что делать, и всерьез подумывал о том, чтобы пойти торговать подержанными машинами, но тут в дело вмешался дядя. Прочитав письмо с отказом, он посмотрел на меня и спросил:
– Ты хотел бы учиться во Флориде?
– Да, сэр.
Он еще раз перечитал письмо и сказал:
– Так что ты сидишь? Собирайся.
Мы сели в машину и через четыре с половиной часа – ровно в четыре пополудни – были на стоянке перед зданием, в котором заседала университетская приемная комиссия.
Войдя внутрь, дядя снял свою широкополую шляпу, взглянул на подпись на письме с отказом и, подойдя к секретарше за стойкой, сказал:
– Прошу прощения, но мне необходимо встретиться с мисс Ирен Салливан.
Секретарша удивленно посмотрела на него поверх очков.
– По какому вопросу?
Дядя показал на меня:
– По поводу вот этого охламона.
– Вам назначено?
– Нет, мэм.
– Боюсь, сначала вам придется записаться на прием.
Дядя посмотрел на стеклянную стену за спиной секретарши. Там, в небольшом кабинете, сидела сравнительно молодая женщина, которая как раз разговаривала с кем-то по телефону.
– Тогда запишите нас на ближайшее время.
Секретарша сверилась с экраном компьютера.
– В следующий вторник в половине десятого вас устроит?
Дядя посмотрел на часы.
– Вы имеете в виду – завтра?
– Нет, я имею в виду вторник на будущей неделе.
Дядя немного подумал.
– Я не отниму у мисс Салливан много времени. Мне и нужно всего-то пять минут – вы только предупредите ее, ладно?
Секретарша покачала головой.
– Мне очень жаль, сэр, но это невозможно.
Услышав эти слова, я повернулся, чтобы уйти, но дядя не собирался сдаваться.
– Вы не будете возражать, если мы подождем, пока у мисс Салливан появится свободная минутка? – сказал он и, не дожидаясь ответа, уселся в кресло рядом со стойкой. Колени он сдвинул и накрыл шляпой. Волей-неволей мне пришлось сесть рядом, но если дядя излучал спокойствие и уверенность, то я никак не мог справиться с нервозностью и нет-нет да и поглядывал по сторонам, боясь, что секретарша может вызвать охрану или полицию.
Дядино упорство принесло свои плоды. Минут через двадцать секретарша не выдержала и, повернувшись к стеклянной стене позади, взялась за телефон. Женщина за стеклом тоже сняла трубку. О чем они говорили, я не слышал, но почти не сомневался, что речь идет о нас.
Прошел час. За это время женщина за стеклом успела побеседовать со множеством людей, которые заходили к ней то по одному, то группами. Секретарша не обманула – мисс Салливан действительно была очень занята, и я невольно подумал, что нам, похоже, все-таки придется просидеть здесь еще неделю.
В половине пятого секретарша собрала вещи, выключила компьютер и ушла, не сказав нам ни слова. Дядя даже не пошевелился. Еще через несколько минут женщина, которую я видел за стеклом, появилась из-за угла и подошла к кулеру, чтобы налить себе в чашку воды. При виде нее мы оба встали.
Мисс Салливан посмотрела на нас, потом показала на кулер.
– Хотите чаю? Или воды?
– Большое спасибо, мэм, – отозвался дядя, – но нам бы не хотелось отнимать у вас больше времени, чем необходимо.
Улыбнувшись, мисс Салливан пригласила нас в кабинет за стеклянной стенкой. Там мы сели: она по одну сторону стола, мы – по другую. Внешне дядя оставался спокойным, но я видел, как его нога под столом буквально ходит ходуном.
– Итак, чем я могу быть вам полезна? – осведомилась мисс Салливан, откидываясь на спинку своего кресла, и дядя положил перед ней письмо.
– Мое имя – Уильям Макфарленд, мэм, – представился дядя, вертя в руках шляпу. – Впрочем, бóльшую часть жизни меня завали просто Уилли. – Он посмотрел на меня. – А это – Чейз Макфарленд. Он хотел поступить в ваш университет, но… – И дядя кивком показал на письмо.
Мисс Салливан что-то набрала в компьютере и некоторое время читала появившиеся на экране строки. Наконец она сказала:
– Школьные отметки достаточно хорошие, но результаты отборочного теста хуже, чем у нас принято. Чейзу не хватило как минимум двухсот баллов. Мне очень жаль, мистер Макфарленд, но я не могу…
