И он был прав. Уже третий заброс принес нам довольно крупного окуня.
Пока я закидывал блесну в четвертый раз, дядя показал мне на торчащие из воды огромные кипарисовые пни. Их было десять или двенадцать – огромных, наполовину сгнивших, черных от старости. Я и не знал, что кипарисы бывают такими большими.
– Видишь вон те пни? Много лет назад, когда мой отец только купил этот участок, он срубил эти деревья, очистил от сучков, связал в плот и сплавил по реке до Брансуика. На тамошней лесопилке их превратили в доски и продали. С тех пор древесина из наших мест продается по всему миру. Отец не раз говорил мне, что балки Бруклинского моста тоже родом из этого болота.
– А что такое Бруклинский мост?
– Это такой большой мост в Нью-Йорке.
Я опустил руку в воду, чтобы проверить втягивающую силу небольшого водоворотика, который медленно смещался вдоль борта лодки.
– Куда течет вся эта вода?
– По каналу она попадает в реку, а оттуда – в Атлантический океан. – Дядя сглотнул и уставился куда-то вдаль, быть может – на далекий, скрытый за деревьями горизонт. – И, если ты настоящий мужчина, ты сможешь доплыть отсюда до любого уголка мира, – добавил он.
– Правда?
– Конечно, правда! Впрочем, когда ты доберешься до океана, тебе может понадобиться лодка побольше, но… На самом деле единственное, что может тебе помешать, – это твой собственный страх.
– А ты когда-нибудь это делал?
– Что именно?
– Доплывал отсюда до океана?
Он снова окинул взглядом пространство.
– Да… много раз.
К этому времени мы уже отвязали лодку, и течение потащило нас с хорошей скоростью. Взяв весло, дядя вставил его в специальную уключину на корме и, используя как руль, направил нашу лодку к топкому глинистому берегу, где, наполовину высунувшись из воды, валялся обрубок древесного сука толщиной с руку. Он давно почернел и напитался водой, но выглядел еще достаточно прочным. Дядя привязал его к фалиню и швырнул с кормы в воду. Намокшая деревяшка сразу погрузилась в воду, и он удовлетворенно кивнул.
– Мы уже в ручье, – пояснил дядя. – Течение несет нас слишком быстро, а это полено нас малость притормозит. – Он улыбнулся. – Здесь должна хорошо брать крупная рыба. Было бы обидно упустить такой случай.
Я снова взглянул на водовороты вокруг, на бревно, которое мы тащили за собой, и почему-то почувствовал себя не слишком уютно. Вроде все было нормально, но меня пробрала какая-то дрожь. Не знаю, может быть, это было предчувствие?
В 15:07 (я не забывал посматривать на свои новенькие часы) мы обогнули очередную излучину, за которой увидели огромную сосну, упавшую поперек ручья. Если бы мы шли пешком, сосна стала бы для нас удобным мостом, чтобы перебраться с одного берега на другой, но сейчас она перегородила русло, мешая нам плыть дальше.
Дядя снова вставил весло в кормовую уключину.
– Наклонись вперед как можно ниже, – предупредил он. – И не высовывай руки. Я скажу, когда можно будет снова выпрямиться. Понял?
Я кивнул и наклонился вперед, но забыл убрать удочку, которая торчала над бортом. Орудуя веслом как рулем, дядя уже почти провел нас под сосной, когда крючок моей блесны зацепился за кору. Увидев, что катушка на моей удочке начала быстро разматываться, я машинально вскочил и потянулся к ней.
– Не вставай, Чейз! – крикнул дядя. – Я ее держу!
Но было уже поздно. От моего резкого движения лодка, стоявшая в этот момент наискось к течению, сильно накренилась, и внутрь хлынула вода.
В следующее мгновение лодка перевернулась, и мы оба оказались в ручье. Течение подхватило меня, как щепочку, закружило и потянуло на дно, но не успел я толком испугаться, как державшая меня сила ослабла. Я взглянул вверх и увидел просвечивающее сквозь буро-коричневую воду солнце. Оттолкнувшись ногами от дна, я устремился к нему точно Супермен.
Дядя сказал правду – это было здорово!
Наверное, на этом все бы и закончилось, если бы не течение, которое отнесло меня к скоплению полузатонувших поломанных деревьев. На первый взгляд эта груда скользких, перепутанных ветвей походила на подводную бобровую плотину, но впоследствии я узнал, что это был самый обыкновенный залом, которые часто встречаются на реках, где сплавляют лес. Все эти деревья остались здесь, наткнувшись на корни огромного, с начисто выгнившей сердцевиной кипарисового пня, которые проросли в воду и торчали там наподобие щупалец гигантского осьминога. Некоторые были толстыми, некоторые – тонкими, однако все они глубоко ушли в речное дно и оставались достаточно прочными. В них-то и застревали проплывавшие по реке сломанные или отмершие ветки и стволы упавших в воду деревьев.
Течением меня занесло в самую гущу кипарисовых корней и гнилых, черных ветвей, которые мертвой хваткой вцепились в мою одежду, не давая подняться на поверхность. В довершение всего моя левая нога застряла в развилке толстого корня. В панике я рванулся, но застрял еще сильнее. Я хотел закричать, позвать на помощь, но только наглотался воды. Из последних сил я ухватился за торчащий над головой корень и попытался подтянуться на руках, но добился только того, что моя голова оказалась в дупле кипарисового пня. Теперь мои нос и рот были над поверхностью, но сверху на меня обрушивался настоящий водопад, образовавшийся внутри пня после того, как вода в реке поднялась выше обычного уровня. Правда, я помнил, что расщепленная верхушка пня возвышалась над водой футов на десять, но где-то в его боковой стенке была трещина или щель – в нее-то и вливалась падавшая мне на голову вода.
К счастью, между струей водопада и внутренней поверхностью пня оставалось немного свободного пространства, и я сумел вдохнуть затхлого, пахнущего гнилью воздуха. Вдохнул и тут же закашлялся – все-таки я успел изрядно нахлебаться. Течение продолжало куда-то меня тянуть, и мне пришлось покрепче уцепиться за пень.
Именно в этот момент я почувствовал, что дядя пытается освободить мою ногу, но она крепко сидела в развилке корня и к тому же здорово болела. Впрочем, в данный момент меня больше беспокоило, как бы не сорваться – снова оказаться под водой мне не улыбалось, и я держался за скользкое дерево буквально из последних сил. Только потом я сообразил, что можно встать враспор, упершись в пень рукой и спиной. Так я и сделал, и мне сразу стало полегче. Я даже рискнул сделать еще один вдох, а потом опустил голову на левую руку, так что фосфоресцирующий циферблат моих новеньких часов оказался прямо перед моими глазами. Часы шли, и я непроизвольно следил взглядом, как бежит по кругу острая секундная стрелка.
Тем временем дядя не прекращал попыток высвободить мою ногу. Сначала он попытался растащить или сломать корни и ветки, в которых застряла моя нога. Минуты через полторы мои руки начали дрожать от напряжения, а нога онемела, но дядя все еще возился где-то подо мной. Через две с половиной минуты (совершенно машинально я отметил время по часам) я понял, что понемногу сползаю в воду. На третьей минуте водопад снова начал поливать меня сверху, но я провалился уже слишком глубоко и не мог уклониться. Воздуха не хватало, я задыхался – и в конце концов просто отпустил руки, перестав цепляться за скользкое, гнилое дерево.
