Я протянул свою тарелку, и мальчишка, оглядевшись по сторонам (похоже, это стало у него чисто рефлекторным движением), переложил корки от пиццы к себе. Пока он ел, я сделал в блокноте еще несколько заметок, воспользовавшись своим собственным методом сокращений и скорописи, так что разобрать их мог только я. Для всех остальных эти похожие на каракули записи не имели никакого смысла. Одна из них гласила, что похожий на живой скелет мальчишка не страдал отсутствием аппетита. Пиццу, во всяком случае, он «убрал» лучше пылесоса, не оставив даже крошек.
Когда мальчишка закончил, я положил на его блокнот свою визитную карточку.
– Вот мой телефон, – сказал я. – Если тебе что-нибудь понадобится, попроси кого-нибудь мне позвонить, оʼкей?
Вместо ответа мальчуган засунул визитку в небольшой кармашек на внутренней стороне блокнотной обложки. Никаких других жестов или знаков он, похоже, подавать не собирался, и я подумал, что мальчуган, кажется, слишком часто встречал людей, которые много обещали, но ничего не сделали. Быть может, таких визиток у него скопилось уже десятка два, и то, что сейчас он хоть как-то реагировал на наши действия и вопросы, вовсе не означало, что мальчик готов поддерживать с нами какие-то отношения.
Когда мы уже выходили из палаты, я услышал шорох пижамных штанов мальчишки. Обернувшись, я увидел, что он догнал дядю и потянул его за задний карман джинсов. Когда тот обернулся, мальчуган вырвал из блокнота лист и протянул ему. При этом на дядю он по-прежнему не смотрел.
Дядя Уилли довольно долго разглядывал рисунок, прикусив щеку изнутри. Наконец он снял бейсболку и надел мальчишке на голову. Бейсболка была ему, разумеется, велика; она закрывала мальчугану уши и сползала на нос, так что огромный козырек закрыл ему почти половину лица, которое сразу стало казаться еще меньше, чем на самом деле.
По всему было видно, что мальчишка растерялся и смутился – он не привык получать подарки. Дядя, однако, быстро разобрался в проблеме и, наклонившись, отрегулировал пластиковый ремешок точно по размеру его головы.
– Не жмет? – озабоченно спросил он.
Я внимательно наблюдал за нижней половиной лица мальчишки, но его губы не выразили никаких эмоций. Он, однако, не удержался, чтобы не бросить на себя взгляд в большое зеркало на стене, и я заметил, что его подбородок слегка приподнялся.
Мы уже шли по коридору к лифтам, когда нас нагнал доктор Джонсон.
– Одну минутку, сэр…
Мы с дядей обернулись, одинаковым жестом засунув большие пальцы за пояса джинсов – эту привычку я перенял у дяди, а он – у своего отца.
– Простите, вы, кажется, сказали, что ваше имя – Уилли Макфарленд?
Дядя вздохнул и снял очки.
– Да.
Доктор неловко потупился, потом снова посмотрел на нас.
– Еще раз простите, но… вы, случайно, не имеете никакого отношения к братьям Макфарленд из Суты? – спросил он, показывая рукой куда-то в направлении окна.
Дядя снова надел очки.
– Имею.
Врач кивнул, но его брови поползли вверх.
– Вот это да!.. Впрочем…
Я покачал головой. Мне было прекрасно известно, что последует дальше.
– А вы… – Доктор Джонсон не сумел справиться с любопытством и все-таки спросил: – А вы который из братьев?
Дядя улыбнулся и снова взялся за очки, сдвинув их на самый кончик носа.
– Тот, который сидел в тюрьме, – сказал он, глядя на врача поверх стекол.
– Ох…
Дядя кивнул в сторону палаты мальчика.
– Кстати, почему вы не подберете ему новые очки?
Доктор Джонсон машинально бросил взгляд в ту же сторону и пожал плечами.
– Я понятия не имел, что ему нужны очки.
Дядя хмыкнул.
– Взгляните на его переносицу, и вы в этом убедитесь.
Потом мы вышли из здания и снова сели в «Викки». Сразу за стоянкой для грузовиков мы свернули под эстакаду и поехали по шоссе, вдоль которого были высажены молодые сосны. Честное слово, их было здесь не меньше десяти тысяч! Саженцы росли на равном расстоянии друг от друга, их аккуратные ряды были направлены под углом к дороге. Солнце уже опустилось довольно низко, поэтому на дороге было темновато, и промежутки между рядами сосен выглядели воротами, ведущими в гигантский готический собор. Я включил ближний свет и, немного сбросив скорость, задумался о мальчишке.
Прочтя мои мысли, дядя положил мне руку на плечо. Он начал поступать так лет двадцать назад, и с тех пор этот жест значил для меня куда больше, чем отличные отметки в табеле, сумма, проставленная в редакционном чеке в конце месяца, или название должности, которую я занимал. Рука дяди на моем плече говорила мне о том, каков я на самом деле, куда больше, чем все эти и многие другие вещи. Да, я по-прежнему не знал, кто я такой, откуда взялся и кто мои родители, однако этот простой жест будил в глубине моей души, куда не добирались никакие слова, что-то такое, отчего мне сразу становилось теплее. И каждый раз, когда демоны прошлого просыпались, чтобы напомнить мне о том, что даже своим собственным родителям я был не нужен и что они бросили меня на улице, как выбрасывают пустую пачку из-под сигарет, дядина рука на моем плече помогала мне справиться с подступающим к горлу отчаянием.
– Что?..
Дядя некоторое время молчал, глядя в лобовое стекло перед собой, потом забросил ногу на правую дверцу.
– Дети – они как пружины, или, лучше сказать, как Резиновый Армстронг
[21]. Сколько бы их ни вытягивали, сколько бы ни гнули, ни выкручивали, сколько бы ни перебрасывали и ни передавали из рук в руки, в конце концов они все равно становятся такими, как были. – Он сплюнул за окно. – Надежда… вот что их питает и поддерживает. – Дядя снова сплюнул и скосил глаза, словно пытаясь рассмотреть что-то у себя на языке. – Не дай бог дожить до того дня, когда они перестанут надеяться.
* * *
Когда дядя и тетя Лорна впервые привезли меня к себе домой, они усадили меня на стул в комнате наверху, и дядя произнес слова, которые мне никогда не забыть.
– Чейз… формально мы для тебя – приемные родители. Это означает, что ты можешь жить с нами, в нашем доме, до тех пор пока за тобой не приедут твои настоящие папа и мама. – Он похлопал рукой по кровати и добавил: – Теперь это твоя комната. Если тебе здесь нравится, можешь жить здесь, пока не отыщутся твои родители.
Я огляделся. Мои ноги не доставали до пола почти на фут.
– Возможно, это произойдет не завтра, – добавил дядя, – поэтому нам нужно решить, как ты будешь нас называть. – Он посмотрел на жену и сглотнул с явным трудом. – Ты можешь называть ее тетя Лорна, а меня… дядя Уилли или просто дядя. Как тебе больше нравится… – Тут дядя немного помолчал, а потом добавил: – Это нужно для того, чтобы ты мог называть своих родителей «папа» и «мама» – когда они появятся.
