По темной, едва освещаемой начавшими появляться звездами пустыне шел караван. Призрачный караван.
Бесшумно ступая прозрачными копытами по песку, топали верблюды, нагруженные поклажей. Источая легкое молочно-белое свечение, двигались всадники. Скалили устрашающие клыки и заливались беззвучным лаем бегающие вокруг собаки.
Мертвая тишина, разливающийся по сторонам призрачный свет, призраки, идущие длинной вереницей, обоими концами теряющейся среди барханов… Я стоял, как последний дурак, на своей вершине и смотрел. Неудивительно, что одна из крутящихся вокруг каравана собак меня заметила. Миг – и штук пять огромных зверей уже беззвучно несутся ко мне, щерясь в радостном возбуждении.
Издалека совершенно не вовремя послышался заунывный вой, которого я ждал так долго. Дождался…
В минуты опасности, как оказалось, мои мозги думают заметно быстрее и лучше, нежели в спокойное время. За те двадцать секунд, что понадобились призрачным псам для того, чтобы взобраться на бархан, я успел выхватить нож и… нет, я не вспомнил древнее воинское искусство, позволяющее убивать призраков одним простым ножом. И ритуального самоубийства я тоже совершать не стал.
За отпущенное мне время я успел сделать одно – с хрустом и треском распорол на груди куртку и рубашку, открывая взгляду призраков руну, полученную в развалинах около Хрустального. Затем выронил нож, пошире распахнул одежду и зажмурился, вознося страстную молитву небесам.
Секунда, другая, третья… Спустя полминуты я осмелился приоткрыть один глаз. Собак рядом со мной уже не было – они расслабленной походкой возвращались к бредущему по пустыне каравану. Я смахнул со лба холодный пот. Пронесло в очередной раз. И распоротая одежда – не особенно большая потеря на фоне этого.
А раз пронесло, то самое время вспомнить о подавшем голос преследователе и попробовать подружиться со встретившимся мне явлением. Ольд давным-давно отучил меня бесконечно долго бояться вещей, которые мне не угрожают. Да и к призракам я после сидения в развалинах относился уже без особого трепета – шастают вокруг, да и пусть.
Так что, решившись, я сделал несколько робких шагов в сторону вереницы верблюдов, внимательно глядя на поведение потусторонней живности. Никто не отреагировал – всем было на меня наплевать. Я осмелел и приблизился к каравану вплотную. Ближайший призрачный всадник повернул голову, смерил меня скучающим взглядом, а затем брезгливо отвернулся и продолжил путь. Мимо пробежала очередная громадная собака, не удостоив незваного гостя вниманием. Ну и отлично. Меня приняли пусть и не за своего, но точно не за предмет охоты, а большего и желать сложно. Чуть отстав, я нашел удобное местечко между двумя идущими друг за другом верблюдами и аккуратненько вклинился туда, на какое-то время став частью процессии.
Топая по ночной пустыне в окружении призраков, я вспоминал рассказы Ольда. Помнится, после посещения нами руин он расщедрился на целую лекцию, хоть и выдал в итоге не слишком-то много полезных вещей. Но в данном случае важным было одно – старый маг в категоричной форме утверждал, что постоянно находиться в видимой простым зрением форме могут только призраки, имеющие серьезную энергетическую подпитку извне. Те же зубастые скелеты в руинах такой подпитки не имели и оставались различимы только магическим зрением – то есть находились в наименее энергозатратной для себя форме. Скрываться от магов или, наоборот, показываться всем подряд – означает тратить энергию.
Сейчас же я бреду вместе с вереницей призраков, аж светящихся от здоровья. И значит это, что либо у них есть привязка к какому-то долгоиграющему источнику силы, либо же они просто и без затей убивают все на своем пути, пополняя тем самым собственные запасы.
Я слегка поежился и боязливо оглянулся. Но со всех сторон на меня по-прежнему сочилось равнодушие.
Мы прошли на запад уже около двух часов, петляя между барханами, когда совсем неподалеку вновь раздался зловещий вой, заставив меня вздрогнуть и проснуться, – последний час я механически перебирал ногами, находясь в полудреме.
– Проклятье, – начал я с тревогой озираться по сторонам. Но убежищ поблизости все так же не было, вокруг – лишь все те же уже вконец надоевшие барханы. Оставалось одно – продолжать идти вместе с караваном, надеясь, что неведомой твари он окажется не по зубам. Была, правда, более неприятная возможность – призраки ведь не обязаны меня защищать, могут и не обратить внимания ни на что.
Как бы то ни было, я аккуратненько перешел на другую сторону призрачного верблюда. На всякий случай.
Преследователь объявился минут через десять, но первым его заметили собаки. И, только глядя вслед нескольким светящимся зверям, бодро бегущим в сторону одного из барханов, я увидел на его гребне смутную черную тень, немного выделяющуюся на фоне усыпанного звездами неба.
С вершины бархана донесся гневный рык, и тень двинулась навстречу мчащимся призракам. От каравана отделились три всадника, направившись в сторону гостя.
Столкновение произошло мгновенно и почти беззвучно. Сгусток темноты, громадным прыжком преодолев остатки расстояния до собак, закрутился между ними в смертельном танце. Я с оторопью смотрел, как громадные призрачные псы, получая удары ожившей темноты, замирают и быстро развеиваются, исчезая в воздухе. Мне, похоже, конец…
В этот момент всадники остановились и синхронно натянули длинные луки. Секунда, другая… Три призрачных росчерка прорезали темноту и вонзились куда-то в центр драки.
Над пустыней, заставляя замирать от ужаса все живое, разнесся дикий вопль, исполненный боли и страданий. Я зябко передернул плечами. Что-то подобное мне доводилось слышать всего один раз в жизни, когда наш сосед, перед этим изрядно наклюкавшись пивом, зачем-то взялся кастрировать поросенка. Думаю, тот день запомнил не только я и несчастный подсвинок, но и половина Хрустального.
Вопль испуганной птицей заметался между барханами, а затем, разбившись на отголоски, постепенно замер. И спустилась тишина. Всадники развернулись обратно к каравану, вслед за ними потащились два уцелевших пса. Как будто ничего не случилось.
Верблюд, рядом с которым я шел, внезапно тихо, но удовлетворенно вздохнул, заставив меня отпрыгнуть на шаг в сторону и внимательно посмотреть на него.
От призрачной скотины, по-прежнему мерно топающей по песку, явственно несло удовлетворением. Глаза, только что бывшие пустыми и безжизненными, приобрели легкий багровый оттенок и сейчас сыто смотрели на меня – я так и не понял, с дружелюбным или гастрономическим интересом. Но на всякий случай распахнул опять куртку, показывая руну. И отошел еще на шажок. Потом, увидев, с каким интересом верблюд рассматривает мою грудь, сделал еще шажок. Скосил глаза на руну и похолодел – если раньше в магическом свете она выглядела ярко сияющим символом, то сейчас тлела едва-едва, лишь немного выделяясь на фоне энергетического рисунка моего тела.
– Твою мать… – прошептал я, аккуратно отходя еще на пару шагов дальше, запахивая куртку и озираясь. Очередной пес, пробегавший мимо, смерил меня задумчивым взглядом, слегка замедлив ход, но затем все же отправился дальше.