Я взглянула на заднее сиденье, куда бросила «Искусство оригами», и вспомнила, что забыла спросить Хелену, хотела ли она, чтобы я сдала эту книгу в библиотеку. В любом случае мне все равно надо было туда наведаться, чтобы найти какие-нибудь путеводители или альбомы с видами Венгрии. Мне хотелось получить лучшее представление о стране, о которой еще месяц назад я почти ничего не знала. Надо было также найти какие-нибудь книги, чтобы почитать их Хелене, и я уже знала, что именно стоит искать.
Во время поисков нот по всему дому я случайно наткнулась на тайники с сокровищами – целой кипой зачитанных до дыр исторических любовных романов. Они были тщательно запрятаны за фолиантами с произведениями классиков, а также под нотами в соломенных корзинках Бернадетт. Сначала я подумала, что они принадлежали Бернадетт, пока не заметила на внутренней стороне обложки одного из романов инициалы HS, выведенные карандашом. Я от души расхохоталась, представив Хелену, тайком поглощающую любовные романы и прячущую их от сестры. Я вспомнила по-спартански обставленную спальню Бернадетт, попыталась представить человека, который мог бы жить в такой обстановке, и невольно почувствовала нечто похожее на сочувствие к Хелене.
Я взглянула на мать, поняв вдруг, что уже давно не видела ее при ярком солнечном свете. Едва заметные линии вокруг глаз теперь превратились в ярко выраженные морщинки, хотя подбородок и шея еще сохраняли четкие очертания. Если бы она по настоянию семьи вышла замуж за человека своего круга, а не за моего отца – скромного ловца креветок с Эдисто, то могла бы лучше за собой следить, могла бы позволить себе услуги визажиста и регулярные косметические процедуры. Казалось, даже синева ее глаз поблекла, словно все краски исчезли с лица вместе с украденными мечтами.
Я снова принялась смотреть на дорогу, стараясь отвлечься от невеселых мыслей.
– Ты знаешь, а я рада, что нам предстоит долгая поездка, мама. Мы так мало времени проводим вместе с тех пор, как я стала работать у мисс Жарка.
Она холодно улыбнулась, а затем снова погрузилась в одной ей ведомые мысли. Наконец она произнесла:
– Ты же знаешь, Элеонор, я не хотела, чтобы ты соглашалась на эту работу.
О нет, только не это.
– Я, конечно, знаю, что тебя что-то насторожило из-за каких-то статеек в газете. Да еще и все эти сплетни твоей старой подруги, которой сейчас просто одиноко, ведь ее дети разъехались из дома, вот ей и хочется почесать языком. На самом деле там все в порядке.
– Знаю, но не забывай, что я много лет была знакома с сестрами Жарка. Эти две дамы всегда отличались большими странностями.
– Мама, пойми, они же родом из другой страны. Они просто другие, а вовсе не странные. Даже в детстве я понимала разницу. – Я говорила и не верила собственным ушам – неужели я защищаю Хелену? Может, стоит рассказать старухе, чтобы подняться в ее глазах? Да нет, не стоит, ведь ей нет никакого дела до мнения окружающих.
– Как-то мне даже пришлось помогать им с уборкой дома. Я тебе разве об этом не рассказывала?
Я резко обернулась и посмотрела на мать.
– Впервые слышу.
Она еще крепче сжала сумочку.
– Это было давным-давно, когда отец был еще жив. Нам нужны были деньги. Когда отец продал вторую лодку, я надеялась, что эти деньги пойдут на хозяйственные нужды. Но вместо этого он купил тебе пианино. – Мать махнула рукой. – Я вовсе не виню в этом ни тебя, ни его. В любом случае у всех рыбаков на острове дела шли из рук вон плохо. А Еве нужны были новые костюмы для двух больших конкурсов красоты, которые планировались на весну, да и тебе надо было купить новые туфли в школу, не говоря уже о рождественских подарках. Сестры Жарка устраивали свою обычную рождественскую вечеринку, как делали каждый год, и искали людей, кто бы согласился помочь убраться в доме до и после празднества. Они предлагали хорошие деньги, но я никому об этом не сказала, кроме твоего отца. – Она наклонилась ближе ко мне. – И пожалуйста, не говори об этом Еве.
Я закатила глаза.
– Значит, мне можно знать, что ты подрабатывала уборщицей у кого-то в доме, а Еве нельзя?
Ее подбородок слегка задрожал.
– Ева такая хрупкая, что всегда приходится щадить ее чувства. В отличие от тебя… – Она пожала плечами. – Даже в самом раннем детстве ты могла сама о себе позаботиться. Окружающий мир не имел для тебя никакого значения, пока у тебя были твоя музыка и отец. Именно это и давало тебе эмоциональную стабильность, в то время как красота Евы и ее таланты не избавляли твою сестру от ранимости. Вот поэтому я и уделяла ей такое большое внимание. Кому-то надо было уравнять счет в вашей игре.
Мне пришлось сосредоточиться на дороге, чтобы во что-нибудь не врезаться. Если она всегда так думала, то почему соизволила сказать мне об этом только сейчас? Может быть, такие признания делаются, только когда матери стареют? Теперь она видела в детях взрослых людей, которым можно доверять и делиться сокровенным, каким бы болезненным и неприглядным оно ни было. Как будто, повзрослев, я внезапно перестала быть ее дочерью. Я опустила глаза на вцепившиеся в руль руки – костяшки побелели от накопившихся гнева и обиды, которые вдруг всплыли, словно я слишком долго находилась под водой и легкие мои разрывались, пытаясь удержать находящийся в них воздух. «А после смерти папы? Кто должен был оберегать меня?»
Мне вовсе не хотелось ворошить прошлое, которое все равно нельзя изменить, поэтому я попыталась перевести разговор в более безопасное русло.
– Почему-то ты не упомянула, что работала у сестер Жарка, когда я рассказала о том, что собираюсь принять предложение своего начальника.
Мать с недовольным видом поджала губы.
– Разумеется, я умолчала об этом. Этот эпизод из моей жизни был и остается слишком унизительным. Я просто сообщаю тебе об этом сейчас, чтобы объяснить, почему считаю, что в этом доме далеко не все в порядке и что тебе следует быть осторожней.
– Ну, допустим, ты ничего нового мне не сказала. Да, сестры Жарка не похожи на других, что вполне понятно, потому что они родом из другой страны.
Она покачала головой, сдвигая брови.
– Да там вообще все очень странно. Эти картины на стенах, вечно задвинутые шторы на окнах. Картины, конечно, хороши – старинные и, наверное, немало стоят. В семье нас учили разбираться в живописи, поэтому уж я-то могу распознать с первого взгляда настоящие произведения искусства.
– Они привезли их со своей родины – из Венгрии. Все люди забирают с собой все ценное, когда переезжают куда-то. В этом нет ничего удивительного.
– Мне поначалу тоже так казалось, пока у меня не произошел разговор со старшей из двух сестер – мисс Хеленой. Я увидела старую фотографию, изображавшую ее с мисс Бернадетт и старшей сестрой, которая к тому времени уже умерла, и сказала ей, что они напоминают мне сестер Габор. Они тоже были венгерского происхождения и здесь, в Штатах, все стали кинозвездами. Но мисс Хелена затрясла головой и впала в гнев, заявив, что они с Бернадетт, в отличие от этих ловких сестриц, не подцепили богатых мужей, чтобы выбраться сюда из Венгрии, воспитывались в гораздо более скромных условиях и вынуждены были много трудиться, чтобы зарабатывать на жизнь.
