– Мы потратили не все деньги из конверта, который вы дали Джиджи. Я передала остаток денег сестре Уэбер, чтобы она убрала их. Там осталась приличная сумма.
– По традиции, мы в Венгрии отмечаем еще и именины, а здесь празднуют только дни рождения. Я пропустила именины Финна, поэтому и посчитала, что на сей раз могу раскошелиться на подарки, и приготовила еще один.
Я кивнула, зачерпывая ложкой остатки каши.
– Если у вас есть еще один подарок для Финна, может, мне стоит завернуть его в красивую бумагу?
Она откинулась на подушки.
– Я не планировала его заворачивать, но если вы настаиваете…
Я с трудом удержалась, чтобы не рассмеяться.
– Скажите мне, где он лежит, и я заверну его до того, как они приедут, а это может произойти в любую минуту.
– Он под моей кроватью. Не самое лучшее место, чтобы спрятать его, но не думаю, что Финн, едва переступив порог, примется рыскать по дому в поисках подарков.
Я живо представила себе эту картину и громко расхохоталась, заставив Хелену вздрогнуть. Опустившись на колени рядом с кроватью, я вытащила из-под нее квадратный сверток шириной около двенадцати дюймов, завернутый в бумагу бурого цвета и замотанный изоляционной лентой. Я уселась на стул и осторожно отодрала кусочек ленты, чтобы вытащить оттуда некий предмет в раме. Бумага упала на пол, и теперь я держала в вытянутых руках черную рамку для фотографий.
В нее была вставлена старая обложка от пластинки, выполненная в цветах и стиле начала сороковых годов. В верхней части крупными красными буквами было написано «Сестры Жарка». Первая мысль, которая пришла мне в голову, было то, что я смотрю на рекламу красок для волос компании Clairol – одна из женщин на обложке была рыжеволосая, а остальные две блондинки с блестящими волосами и фарфоровой кожей. Я уставилась на самую высокую блондинку, узнав ярко-синие глаза, точеный нос и аристократический изгиб бровей Хелены Жарка, такой же, как и у ее двух сестер. У всех трех женщин были большие миндалевидные глаза, говорившие о некоторой примеси цыганской крови.
Я взглянула на Хелену.
– Думаю, Финн будет в восторге. А какая из них его бабушка?
– Рыжеволосая, Магда. Она была потрясающая красавица. Вся красота в семье досталась ей и Бернадетт.
Если она и хотела, чтобы я бросилась возражать и утверждать обратное, я не доставила ей такого удовольствия. Наоборот, я сказала с легким сарказмом в голосе:
– Зато весь музыкальный талант достался вам.
– Да, по большей части. Но далеко не весь. Мы все занимались вокалом и умели играть на фортепьяно. Правда, у меня это получалось лучше, чем у сестер.
– Значит, трио «Сестры Жарка» обязано успехом именно вам?
– Я этого не сказала. Для трехголосного пения нужны ведь три голоса, не так ли? Самый прекрасный голос был у Бернадетт – она пела, как ангел. А еще она сочиняла музыку. Правда, не разрешала нам записать хоть одну из своих песен. Для этого она была слишком скромной. Считалось, что мозговым трестом коллектива была Магда. Именно ей удалось организовать звукозапись в Лондоне. Она проявила такую настойчивость, что владелец студии сдался, просто чтобы она ему больше не докучала. – Старуха чуть улыбнулась своим воспоминаниям. – Она была настолько красива, что могла бы заставить землю вращаться медленнее, если бы захотела. Чтобы отпраздновать ее шестнадцатилетие, мать повела нас поужинать в кафе «Нью-Йорк-Палас» в Будапеште.
– «Нью-Йорк-Палас»? Совсем не венгерское название.
– Вы ошибаетесь – это заведение как нельзя лучше передает дух Венгрии. Помещение предназначалось для «Нью-Йоркской страховой компании», но было спроектировано и построено венгерскими архитекторами. Кафе находилось на первом этаже, и его двери были открыты для всех. Красота там была необыкновенная – сплошной мрамор, бронза, шелк, хрусталь и бархат. Только представьте – смешение стилей эпохи итальянского Возрождения и барокко. Помнится, я немного боялась шестнадцати фавнов демонического вида, украшавших витрины кафе, и замирала от восторга при виде прекрасных картин и фресок на потолках и стенах. Здесь, в Америке, мне никогда не приходилось видеть подобного великолепия.
– Описание впечатляет, – произнесла я, представляя трех прелестных юных сестер Жарка в роскошной обстановке.
– Так оно и было, – мечтательно сказала Хелена. – И ко времени нашего ухода из кафе Магда получила три предложения руки и сердца, а один из присутствующих там господ даже оплатил наш счет за ужин.
Я подняла бровь, гадая, сколько из рассказанного соответствовало действительности.
– Уверяю вас, я вовсе не приукрашиваю. Мужчины в те времена были джентльменами. Но так получилось, что именно джентльмен из Чарльстона вскружил Магде голову. Финн очень похож на своего деда, так что можете представить, каким он был красавцем.
Я подумала о Финне в облике требовательного начальника в офисе, о том, что мне трудно было представить, как он выглядит без этих строгих костюмов. Встретив его в ту ночь в баре Пита, я не испытала ничего, кроме страха и смущения. Однако, представляя его таким, каким он становился здесь на острове, я прекрасно понимала, что нашла в его деде прекрасная Магда.
Спеша сменить тему разговора, я спросила:
– Вы жили неподалеку от Дуная?
– Да, совсем рядом – на улице Ури на Замковом холме. Туда легко можно подняться с помощью Siklo – кажется, по-английски это будет фуникулер. Мы жили на стороне Буды. Надеюсь, вы уже дочитали до этого места и знаете, что Будапешт образовался из двух городов – Буды и Пешта, которые разделены Дунаем?
Она и не ждала от меня ответа. На ее лице читалось оживление, словно она находилась сейчас не в спальне на острове Эдисто, а в том месте, которое долгие годы существовало лишь в ее воспоминаниях.
– Мы жили в маленьком домике на мощенной булыжником улице, а на первом этаже была булочная-пекарня, где трудилась моя мать. Из окон нашего дома не было видно Дунай, но в теплые дни мы могли чувствовать запах речной воды. А иногда, в особо тихие ночи, мы слышали пароходные гудки, доносящиеся с реки.
Она прикрыла глаза, и я смотрела, как глазные яблоки двигаются под тонкими, словно папиросная бумага, веками.
– Мы с Бернадетт делили одну комнату на двоих, а Магда как старшая сестра жила в собственной крошечной комнатушке в мансарде. Но ее не волновало, что там негде было повернуться, ведь это была ее собственная комната. И даже когда Магда вышла замуж и переехала в Америку, мы с Бернадетт предпочли остаться в нашей общей спальне. Вы же понимаете, как сестры привязаны друг к другу, верно?
Я произнесла, не раздумывая:
– Да, мы с Евой тоже делили одну спальню на двоих. Даже несмотря на то, что в нашем доме их было целых три.
– До того момента, когда она вышла замуж.
Я бросила на Хелену резкий взгляд.
