– Привет, Джиджи. Вот уж не ожидала тебя так скоро увидеть.
– Вы забыли сумочку. Я нашла ее в своей комнате.
Я узнала старый кожаный мешок, который Элеонор использовала в качестве сумочки.
Мужчина опустил руку на голову девочки, и этот жест вызвал у меня желание рассмотреть их поближе, поэтому я подъехала на коляске к окну. Это было совершенно непроизвольное движение, но оно так много сказало мне об отношении этого мужчины к окружающему миру.
Я видела, как Элеонор пытается вытеснить их на крыльцо, поэтому развернулась и поставила коляску так, чтобы они могли видеть меня через дверной проем.
– Ты не собираешься нас представить друг другу, Элеонор?
Она замерла на месте, и на какое-то мгновение мне показалось, что она откажется это сделать. Но потом отступила назад и открыла дверь пошире.
– Это – Финн Бофейн и его дочь Женевьева. Похоже, сегодня утром я забыла у них дома сумку, когда приезжала забрать машину.
Я поздоровалась с гостями, внимательно изучая мужчину. Я задержала на нем взгляд дольше, чем принято, удивляясь, почему он выглядит таким знакомым. Он был высоким и стройным, как Глен, и я решила, что, наверное, когда-то он был теннисистом или бегуном. Глаза его были необычного серого оттенка. Такие глаза излучают дружелюбие, и кажется, что их легко читать, но только до тех пор, пока вы не познакомитесь с их обладателем поближе. Вокруг него витали темные тени, как и вокруг Элеонор, и я подумала, что, возможно, это и притягивало их друг к другу.
– Это – моя сестра, Ева Хэмилтон, – продолжила Элеонор, и Финн пожал мне руку. Надо сказать, рукопожатие было довольно крепким.
– Рад с вами познакомиться, – сказал он. Голос его был глубоким, и произношение выдавало коренного обитателя Чарльстона. Моя мать говорила так же. Она использовала это преимущество для привлечения клиентов, заказывавших у нее платья и костюмы, которые она моделировала. В их глазах идеальная речь портнихи придавала ее изделиям дополнительный шик, словно престиж и респектабельность можно было зашить в каждый шов. Однако Финну Бофейну не нужно было демонстрировать свое произношение, чтобы выглядеть внушительно и производить впечатление на окружающих. Его манера держаться и эти поразительные глаза и без того привлекали всеобщее внимание.
Маленькая Женевьева тоже протянула мне руку и пожала ее. Я просто была не в силах оторвать от нее взгляд. Она была похожа на ангела с картин Рафаэля. У нее была нежная бело-розовая кожа и широко расставленные серые, как и у ее отца, глаза, от которых, казалось, ничего нельзя скрыть. Но самое большое очарование придавала ей улыбка, словно говорящая: да, мир несовершенен, но я все равно буду радоваться жизни.
– Рада с вами познакомиться, – произнесла девочка, наклоняясь ко мне, словно хотела получше меня рассмотреть. – Вам подходит имя Ева, – сказала она, склонив голову набок. – А Элеонор сказала, что я могу называть ее Элли, потому что она точно больше похожа на Элли.
Я метнула взгляд на Элеонор. Имя Элли ассоциировалось у меня с моей потерянной сестрой, той, которая заразительно смеялась, имела склонность к безумным выходкам и играла на пианино так, словно музыка была мостом между ней и небесами. Я всматривалась в ее лицо, надеясь, что звук этого имени воскресит дух Элли, но видела перед собой лишь Элеонор.
Мать подошла к двери, приглаживая волосы, которых, видимо, целый день не касалась расческа. Она провела рукой по халату, словно хотела проверить, на все ли пуговицы он застегнут. Ее растоптанные тапочки шлепали по деревянному полу, но все присутствующие были слишком хорошо воспитаны, и на их лицах не отразилось ничего, кроме вежливого внимания.
– Я – Диана Мюррей, мать Элеонор и Евы. Рада наконец познакомиться с вами.
В ее словах чувствовалось легкое осуждение, словно мистер Бофейн уже давно должен был бы прислать ей приглашение на встречу для личного знакомства.
– Моя девичья фамилия Олстон. Если я не ошибаюсь, мой отец, Джеймс Рейвнел Олстон, и ваш дед учились в одном классе в школе Портер-Гауд.
На лице Финна не отразилось ровным счетом ничего при таком фамильярном упоминании его родственника, и он лишь церемонно пожал протянутые пальцы матери, как будто эта сцена происходила в зале роскошной усадьбы и на собеседнице было бальное платье. По выражению его лица легко можно было представить, что именно так он ее и воспринимал.
– Теперь понятно, от кого ваши дочери унаследовали свою красоту, миссис Мюррей, – сказал он, причем его южный акцент стал гораздо заметнее, чем раньше, словно это был актер, исполняющий предназначенную ему роль. Впрочем, полагаю, каждый из нас актер в театре жизни.
И мать, и Элеонор покраснели от смущения, и не успела я подумать, что это был весьма щекотливый момент для моей сестры, как после пробежки вернулся Глен, загорелый, мускулистый и мокрый от пота. Он, должно быть, заметил «Мерседес», стоящий у обочины, так как открыл дверь с необычной для него осторожностью и заглянул внутрь с выражением, которое можно видеть на лице ребенка, снимающего крышку с волшебной табакерки и ждущего, когда из нее выскочит чертик.
Красная как рак Элеонор представила новое действующее лицо, и я увидела, как Глен оценивающе разглядывает мистера Бофейна.
– Рад наконец с вами познакомиться. Интересно было посмотреть, как выглядит человек, который требует от сотрудников так долго задерживаться на работе по окончании рабочего дня.
Воцарилась полная тишина, которая продолжалась довольно долго, и мы все не знали, куда девать глаза от стыда.
Финн поднял брови.
– Элеонор – очень ответственный сотрудник. Она всегда старается выполнить порученную работу, сколько бы времени на это ни ушло. Именно по этой причине я и решил попросить ее присмотреть за двоюродной бабушкой.
Он улыбнулся Элеонор, щеки которой были теперь нежно-розового цвета.
Глен сделал несколько шагов и встал рядом с Элеонор, а я подумала, замечает ли кто-нибудь, кроме меня, как она невольно чуть-чуть потянулась к нему, словно магнитная стрелка, всегда разворачивающаяся в сторону истинного севера. Глен, все еще тяжело дыша после бега, сжал челюсти, как будто подбирая слова, но прежде чем он успел что-нибудь изречь, я подкатила свое кресло поближе.
– Мы все очень благодарны вам за ту возможность, которую вы предоставили Элеонор.
– Особенно сейчас, когда Ева ждет ребенка, – изрекла мама, тоже спеша поучаствовать в разговоре.
Финн метнул быстрый взгляд на сестру, и в его глазах промелькнуло понимание.
– Примите мои поздравления, – сказал он, обращаясь к нам с Гленом.
На лице Элеонор застыла характерная бесстрастная улыбка, которую она надевала для мира, как вдова надевает траур. «Уходи, – хотела крикнуть я ей. – Беги отсюда». Какие бы чувства она, как ей казалось, ни испытывала к Глену, они были частью прежней жизни, которая давно осталась в прошлом, а может быть, вообще никогда и не существовала. И я со своей беременностью предоставила ей прекрасную возможность выйти из игры. Но я вовсе не обязана была разыгрывать из себя доброго тюремщика и показывать ей путь на свободу, хотя мы и родные сестры. Поэтому я с невозмутимым видом откинулась на спинку кресла и просто наблюдала, как развиваются события.
