– Полагаю, вначале так оно и было. Но все эти странности пробудили мое любопытство, и попытки раскопать чужие секреты отвлекали меня от собственных проблем. А ваша открытая неприязнь ко мне лишь подстегивала к действиям.
Элеонор закусила губу, очевидно, тщательно подбирая слова. Но я уже знала, что она собирается сказать дальше, еще до того, как она заговорила.
– Но теперь это имеет ко мне самое прямое отношение. Из-за Финна, из-за милой маленькой девочки, которую я полюбила всей душой, как будто она моя собственная дочь, и которая сейчас отчаянно сражается за свою жизнь. Что будет чувствовать Финн, если я скажу ему, что он и сам бы мог сообщить вам по телефону о несчастье, потому что, видимо, вам безразлично, что происходит с Джиджи? А я уверена, что это вовсе не так. – Она прижала руку к груди в точности, как Джиджи. – Я знаю, что вы ее любите, и просто хочу понять, что случилось в вашей жизни, что сделало вас такой бесчувственной. Мне просто надо это понять. – Элеонор остановилась, и глаза ее расширились, как у человека, впервые увидевшего звезды. – Это важно для меня, потому что с некоторых пор я представляю, что лет этак через шестьдесят стану такой же – пожираемой чувством вины и бесконечно одинокой.
Мне хотелось закричать на нее, сказать, что она ошибается, слова ее оскорбительны и она просто не понимает, что говорит. Но я и сама прекрасно осознавала, что она права.
Элеонор глубоко вздохнула, и я почувствовала, что силы ее на пределе.
– Что бы ни случилось с вами и Бернадетт, это часть истории вашей семьи. Знание, которое будет передано Финну и Джиджи, независимо от того, совершали вы дурные или благородные поступки. Вы выжили. Хелена. В то время как многим это не удалось. Мне сложно представить, каково это, когда в родную страну вторгается чужая армия, на крышу дома падают бомбы, а я пытаюсь спасти умирающую сестру. Я не имею права и не собираюсь судить вас за сделанный когда-то выбор. Но может быть, вы все же нуждаетесь в прощении.
– Думаете, я в нем нуждаюсь? – ядовито спросила я. – А ваша сестра вас простила?
После минутных колебаний она кивнула:
– Да, простила.
– А вы ее тоже простили?
Она уставилась на меня, ничего не понимая.
– Дело том, что прощение должно быть взаимным. И оно никогда не будет полным, если вы обе не смиритесь с выбором, который сделала одна из вас, невольно причинив боль другой.
– И вы полагаете, что для вас с Бернадетт уже слишком поздно все исправлять. А если это не так?
– Думаю, вы ошибаетесь.
Элеонор снова села на стул у моей кровати и взяла меня за руку.
– Откуда вы можете это знать, если даже не попытались?
Мне показалось, что при этих словах оборвалась последняя натянутая нить, свитая судьбой, и я воспарила в воздухе, словно не я все эти долгие годы держалась за эти путы, а они сами свивались вокруг меня, удерживая в ловушке. Тут с моих уст невольно сорвались слова, которые я усвоила в католической школе. Veritas vos liberabit.
Я улыбнулась при виде ее замешательства. Одержать верх над мисс Элеонор Мюррей было не так просто, как я думала, но в конце концов мне это удалось.
– Насколько я вижу, в американской школе вас не потрудились научить латыни. Это переводится как «Истина освободит вас».
– Вот и я имею в виду это, – сказала она с совершенно серьезным выражением лица, и я неожиданно пожалела, что так и не вышла замуж, потому что вдруг так захотелось, чтобы у меня были дети, причем непременно дочка, и чтобы она была похожа на Элеонор. Но, как известно, надежды питают лишь маленьких детей и глупцов.
– Ну хорошо, я согласна, – произнесла я.
Она откинулась на спинку стула, глядя на меня настороженным взглядом.
– Согласны на что?
– Я расскажу вам всю свою историю с самого начала. Но что вы обещаете мне взамен?
– Не понимаю, что вы имеете в виду.
– Вы хотите, чтобы я открыла вам все свои тайны, а сами продолжаете хранить собственные.
– У меня нет тайн. Уже нет.
– У всех людей есть тайны.
– Понятия не имею, о чем вы… – продолжала упрямиться она. – Я не знаю…
– А вы согласны сыграть для меня Шопена? Ноктюрн до минор, который так любил ваш отец?
– Не думаю, что это…
Я прервала ее:
– Все в жизни имеет свою цену. И вам предстоит решить, стоит ли признание, которого вы хотите от меня добиться, того, от чего вам придется отказаться. И возможно, вы поймете, что иногда мы цепляемся за вещи, с которыми давно пора расстаться.
Она смотрела на меня с ужасом, а мне хотелось смеяться, потому что я снова одержала минутную победу. Но она не была бы дочерью моей мечты, если бы признала поражение так близко от финишной прямой.
– Хорошо. Я вам его сыграю. – Элеонор затихла на стуле, словно ожидая моего ответного хода.
– Нет уж, вы первая, – сказала я. Наши глаза встретились, в них был невысказанный вызов.
– Я согласна, – сказала она, и я поняла, что выиграла. Или же все проиграла.
Глава 33
Элеонор
Я нарочно тянула время, делая вид, что ищу ноты, хотя прекрасно знала, где они хранились, и, более того, могла сыграть эту пьесу по памяти. Эта музыка для меня была полна скорби, ощущения потери, тоски по несбывшемуся и вызывала бесчисленные воспоминания об отце. А тревога о Джиджи делала мое соприкосновение с ноктюрном еще более невыносимым.
«Значит, так вы почтили его память? Решили отказаться от музыки, которой он вас научил?»
Эти слова Хелены преследовали меня так же, как странные видения после аварии. В них отец хотел что-то сказать мне, но, как я ни старалась до него дотянуться, все мои попытки были напрасными. Может быть, потому, что я уже знала ответ.
Тут зазвонил мой телефон, и я быстро взглянула на экран – сообщение от Финна.
«Состояние все еще стабильно тяжелое. Ничего не изменилось. Сообщу, когда будут новости».
Это было уже четвертое сообщение, которое я получила в тот день, не считая трех телефонных звонков, и каждый раз у меня перехватывало дыхание. Я прочитала текст вслух, надеясь хоть на какую-то реакцию со стороны Хелены.
Она сидела на кушетке, аккуратно одетая, с тщательно уложенными волосами, и… молчала. Рядом с ней на маленьком столике стояла чашка чая, исходящий от нее пар переливался жемчужными оттенками в льющихся из окна солнечных лучах. Входя в комнату, мы в полном молчании прошли мимо портрета женщины в красном платье. Поневоле на ум пришла пословица о слоне, которого никто нарочито не замечает, но который от этого не менее реален.
– Вы хотите, чтобы я сразу указывала на ошибки в вашем исполнении, или стоит подождать, когда вы закончите?
