Полковник первоначально сам планировал отправиться за этими драгоценностями, но был ранен и до сих пор не вполне оправился от раны. Кроме того, он был не молод и не здоров, и понял, что не сможет вторично проделать путь до Петрограда по охваченной войной стране, и искал надежного человека, кому мог бы доверить это трудное дело. И вот теперь, встретив Вельяминова, он понял, что тот как нельзя лучше подходит для этого поручения.
Константин Борисович не мог не исполнить поручение своего бывшего командира. Он поклялся сделать все, от него зависящее, чтобы найти драгоценности и изыскать способ доставить их командованию Добровольческой армии.
Напоследок полковник сообщил ему, что, помимо вышеназванного пароля, важную роль в отыскании драгоценностей играет фермуар фрейлины, который Облонская получила в дар от Государыни и хранит как зеницу ока.
Получив подробные инструкции, Константин Борисович отправился в обратный путь.
Ему поистине чудом удалось вторично пробраться через охваченную войной и мятежом страну, не попасть в руки красным и зеленым и добраться до Петрограда.
Однако здесь он узнал, что фрейлина Облонская покинула город и отправилась туда, откуда сам он только что вернулся — на Украину, занятую немецкими войсками.
Константин Борисович уже собирался отправиться следом за ней, но тут на него напали обычные уличные налетчики. В схватке с ними он остался жив, но был тяжело ранен ножом, после чего и попал в нашу квартиру.
— Я чувствую, что жить мне осталось недолго, — проговорил он в завершение своего рассказа, — но не это огорчает меня. Огорчает меня, что я не смог выполнить доверенное мне важное дело, не смог оправдать доверие командира, не смог достать средства, столь необходимые для вооружения и оснащения Добровольческой армии…
Записав этот рассказ, я попыталась заверить Константина Борисовича, что он выздоровеет и доведет свое дело до конца, но он слушал меня весьма скептически.
К этому времени я очень устала — ведь уже две ночи я почти не спала, и я задремала в кресле возле постели раненого.
К вечеру ему стало гораздо хуже. Ночью снова поднялся жар, и мне никак не удавалось его сбить.
Несмотря на все мои усилия, к утру Константин Борисович скончался…»
На этом записи в книге закончились.
Настя закрыла ее и задумалась.
Что это — подлинные записи, сделанные в голодном, охваченном мятежом Петрограде, или умелая фальсификация?
Если это подлинные записи, то из них следует, что ее родственница Анастасия Николаевна Облонская была хранительницей важной тайны, она знала, где спрятано огромное сокровище.
Фелюга бороздила блеклую бирюзу полуденного моря, слегка подпрыгивая на волнах. Старый хорват курил свою неизменную трубку, вглядываясь в горизонт. Справа, едва заметный сквозь белесую дымку, виднелся далекий берег.
Вдруг хорват насторожился, прислушался к чему-то, окликнул своего помощника. Они пару минут оглядывали море, потом засуетились, повернули румпель. Фелюга наклонилась, тяжело повернула и пошла наперерез волнам, в сторону берега.
— Что случилось, господин шкипер? — спросил хорвата озабоченный штабс-капитан.
Хорват взглянул на него исподлобья, цыкнул зубом и неохотно проговорил:
— Пока, вашество, ничего такого не случилось, однако может и случиться…
— Да в чем же дело?
Но на этот раз хорват промолчал. Впрочем, его ответ уже и не был нужен — теперь и пассажиры расслышали где-то вдали негромкое, но отчетливое тарахтение лодочного мотора.
— Кто это? — не унимался штабс-капитан.
— Откуда же мне знать? — хмуро протянул хорват.
— Пираты?
— Да не знаю я! А вы бы, вашество, лучше под ногами не вертелись!
Фелюга приближалась к берегу. Теперь уже можно было отчетливо разглядеть прибрежные скалы, поросшие выжженной солнцем травой холмы. Но и тарахтение мотора становилось все громче.
Дуняша, как и остальные пассажиры, тревожно вглядывалась в горизонт.
Команда фелюги о чем-то взволнованно переговаривалась по-своему. Капитан отдал короткий приказ. Рулевой резко повернул румпель, фелюга накренилась, и, полоща парусом, пошла к берегу. Казалось, суденышко вот-вот врежется носом в скалу. Дуняша ахнула и затаила дыхание. Когда до прибрежных скал оставалось совсем немного, между ними обнаружился узкий проход, в который и устремилась фелюга.
Корабль оказался в тихой бухточке, со всех сторон окруженной скалами. Впереди, на отвесной скале, паслись несколько коз, негромко брякая колокольчиками. Казалось непостижимым, как они удерживаются на крутом обрыве, да еще и находят себе какой-то корм.
Моряки вполголоса переговаривались между собой. Пассажиры сидели молча, ожидая развития событий. Со стороны моря доносилось тарахтение лодочного мотора, которое с каждой минутой становилось все громче и громче.
— Чего мы ждем? — громко проговорил штабс-капитан. — Что мы прячемся, как трусливые крысы? Я готов сражаться!
— Тише, вашество! — шикнул на него хорват. — Мы не трусы, но помирать за здорово живешь никому неохота!
Рокот лодочного мотора приблизился, потом начал удаляться.
Дуняша вздохнула с облегчением.
Но она рано радовалась: мотор снова затарахтел громче, и вдруг в проеме между скалами появилась длинная, низко сидящая в воде лодка. На носу этой лодки стоял пулемет, знаменитый «Максим», перед пулеметом сидел человек самого зверского вида, в косматой бурке и башлыке. За его спиной толпилось еще несколько человек самой разбойничьей внешности, среди которых выделялся детина саженного роста с тупым детским лицом.
Штабс-капитан потянулся рукой к кобуре с револьвером, но хорват страшно сверкнул глазами и прошипел:
— Не вздумай, вашество, всех погубишь!
Словно для того, чтобы подкрепить его слова, косматый пулеметчик выпустил короткую очередь, перед самым бортом фелюги вспучились фонтанчики.
— Эй, на фелюге! — гаркнул здоровенный детина в простреленной кавалерийской шинели. — Стоять по стойке «смирно», если хотите остаться живы!
На лодке заглушили мотор, она бесшумно, по инерции, подошла к фелюге. Один из пиратов забросил на борт фелюги железные крючья, подтянул лодку к самому борту. Трое бандитов перебрались на фелюгу, остальные держали ее на прицеле.
Человек в кавалерийской шинели осмотрел пассажиров наглым веселым взглядом, вытащил из деревянной кобуры огромный вороненый маузер, выстрелил в воздух и, едва гул выстрела затих, проговорил хриплым сорванным голосом:
