— Какие у нас прогнозы… — сказал Федор Николаевич. — Любые. Это уникально сильный человек, с уникальными возможностями организма. Мало кто встает после таких повреждений. Но в данном случае я допускаю, что он встанет и пойдет. Если это произойдет, значит, впереди полное восстановление. Через пару недель родственники могут забирать его на реабилитацию в хороший профильный центр. Таких в мире много, у нас, конечно, нет.
— Родственники проявились?
— Звонил адвокат, собирается приехать. И жена. Кажется, будет сегодня.
— Я могу к нему пройти?
— Конечно. Но недолго, пожалуйста. У него период сильных болей.
Александр лежал на больничной кровати раздетый, неподвижный, в бинтах. Поднял черные ресницы над синими глазами, и Сергей вытянулся бессознательно под его взглядом. Даже в такой ситуации Кивилиди не выглядит беспомощным. И еще такой странный момент. Впервые Сергей смотрел на мужчину и понимал, какую власть тот имеет над женщинами. Прав хирург: уникальный случай.
— Привет, коллега, — бодро сказал Сергей. — Врач тобой доволен, ты в курсе?
— Надеюсь, — улыбнулся Александр.
— Меня пустили на пару минут. Тебе очень больно?
— Есть немного.
— У меня новость и вопрос. Что-то вроде совета прошу.
— Начни с новости.
— Алена дома. Если коротко, то ценой четырех жизней. Такая получилась операция.
— Ювелирно работаете, — ровным голосом сказал Александр, а глаза спрятал под своими ресницами.
И Сергей со скучающим видом стал смотреть на обстановку. Показалось ему, что этот сверхчеловек может не задержать заблестевшую вдруг слезу. А видеть это никому, конечно, нельзя.
— Стараемся, мой генерал. По мере наших жалких сил. А пришел я поблагодарить, кстати. За верный след. С ним и связан мой вопрос, он же совет. Максим Дымов действительно сотрудничал с преступниками. И дело не только в желании снять свой невероятный шедевр. Да, он снимал и то, что происходило после похищения Алены из больницы. Если бы у нас получилось еще хуже, мог бы снять и ее гибель, так по логике. Он сам утверждает, что делал это по шантажу. В интересах спасения ее жизни. Якобы это было ценой. На самом деле все сложнее и проще. В особняке, где находился тайный и особо охраняемый элитный дом свиданий, обнаружена коллекция видеоматериалов. Компромат на всех, включая приезжих дипломатов и даже президентов. Сохранился и разговор Дымова с заказчиком.
— Кто это?
— Это единственный человек, которого нет в кадре. Только голос, и тот профессионально изменен.
— Небольшая проблема.
— Да, работаем над решением. Тем более этот таинственный незнакомец общался не только с Дымовым.
— И как они договорились с режиссером?
— Хорошо. Наш бескорыстный и гениальный режиссер, который снимает лишь на гроши почитателей, получил документы на владение виллой в Италии, чек на крупную сумму. И по своей простоте попросил миллион долларов наличными. Так и понес его в рюкзаке. В том же рюкзаке мы этот лимон и нашли у него в скромной двушке.
— Забавный малый, — улыбнулся Александр. — Вы забрали у него деньги?
— Нет. На каком основании? Гонорар. Не краденые. А вот с ним… Александр, я пришел посоветоваться: что нам с ним делать? Пока он в статусе свидетеля, информация о его действительном участии — закрытая. Мы ведь в каком положении: он очень помогал следствию. И мы верим в то, что он не хотел смерти Алены. Сама ситуация такая необычная, что без эксперта-искусствоведа нам не обойтись. Вот я к тебе по этому поводу. Что ты думаешь? Кстати, сам Дымов в тяжелом стрессе. И даже не из-за нас. Он, просматривая материал, не обнаружил там сцены, в которой по их задумке должна была быть работа Коли «Похищение Прозерпины». Там у них такой изыск планировался: Алену выводят в зал для встречи с ее врагом, и она видит в зале эту фотографию. Все получилось, а картины не было. Из-за такой, казалось бы, ерунды Дымов чуть с ума не сошел. Я все бросил и проверил весь Колин список претендентов. Нашли мы эту «Прозерпину». Ее украл руководитель армии наемных убийц. И в этом Макс, выходит, помог.
— Я понял. Скажу быстро, и ты сразу уходи. Боль. Я — поручитель Дымова. Оформите его на поруки. Любая сумма. Это возможно по вашим законам?
— Конечно. Статья девять. Только нужно подготовить бумагу от лица твоей фирмы — центра подготовки международных кинофестивалей.
— Отлично. Адвокат все сделает. И я с сегодняшнего дня продюсер картины. Уверен, она имеет особую ценность. Достояние искусства. Дымова нужно вернуть в разум, пусть работает. Я поднимусь, и мы доведем эту картину. Отвезите его в хорошую клинику, расплатитесь из этого его миллиона, чтобы вылечили. Я ему верну все. Только не выпускайте на виллу в Италию. Он там один запьет и пропадет. Его жизнь — это работа. А мне нужен его фильм. Вы так сделаете?
— Отвечу вопросом. А тебе кто-то отказывал? Уверен, Слава к тебе прислушается. Буду заходить. Держись.
— Да, у меня вопрос. Ты не сказал, кто враг Алены, к которому ее вывели?
— Не удалось идентифицировать. Человек в балахоне, лицо закрыто. В кадре только рука и босая нога.
— Немало.
— Да, эксперт тоже так думает.
Когда в палату вошла медсестра с ампулами, Александр потребовал, чтобы она их ему показала. И разрешил сделать себе лишь один, самый слабый болеутоляющий укол. Потом полежал час, убаюкивая собственную боль, а она клубилась, туманила мозг и терзала лицом Алены. Показывала, прятала, гнала картинку прочь, туда, к другому.
Вечером к нему пустили Кристину, жену.
— Здравствуй, Александр. Я приехала за тобой. Врач сказал, что скоро можно будет тебя увезти на реабилитацию.
— Здравствуй, Кристина. Спасибо. Рад видеть. Только я пока никуда не собираюсь. У меня здесь серьезные дела.
— Предполагала, что ты захочешь поступить наоборот. Твое дело. Здесь мой адвокат. Ты не хотел бы сделать какие-то распоряжения?
— Ты имеешь в виду завещание на твое имя? Нет, Кристина. Мне не кажется это логичным. Ты — состоятельная женщина, я жив, по-прежнему собираюсь с тобой развестись. Потом откорректирую свои планы.
— В какое мерзкое положение ты опять ставишь меня. С чего ты взял, что я о себе забочусь? Я хочу, чтобы все было цивилизованно. Не хотела об этом говорить, но ты можешь навсегда остаться калекой. И я собираюсь посвятить тебе свою жизнь.
— О боже. Избавь меня, пожалуйста, от такого великодушия. Кристина, ничего не изменилось между нами. Калека я или нет, но ты мне не нужна. Ну, прости за то, что пришлось это сказать. И дело не в ревности и не в твоей измене. Я просто люблю другую женщину. Я здесь потому, что люблю женщину и понимаю, что это в первый и последний раз в моей жизни.
Кристина бежала по коридору, двору, потом кусала губы в такси, пытаясь сдержать слезы. И в номере гостиницы она стонала и выла, как русская деревенская баба. Ей не нужны его деньги. Ей не нужен он, сильный, здоровый и красивый. Она хотела именно того, о чем сказала. Она мечтала, что увезет его — беспомощного, увечного и раздавленного своим внезапным несовершенством. Таким был шанс Кристины, который она себе придумала. Самый желанный и самый прекрасный мужчина, который не сможет никогда от нее уйти. А он сказал эти жестокие и убийственные слова. Люблю другую женщину.
