Пока удавалось отбиваться. Но если Левицкие найдут достаточно денег на взятки, тогда разговор будет гораздо жёстче. Очень трудно бороться против больших денег в государстве, где взятки берут так же легко, как дышат, притом взять мзду может с одинаковой лёгкостью и районный врач, и заместитель генерального прокурора, и вице-президент Академии наук.
Платов по опыту знал, что такими подмётными письмами при определённых условиях можно парализовать работу следственно-оперативной группы и похоронить дело.
Закончив отписываться по жалобе, Платов вышел и отправился в парк «Эрмитаж», где среди праздношатающихся граждан прогуливался Шведов.
— Тоже отписываешься, что ты не рейдер? — с сочувствием поинтересовался Платов.
— Ещё как! Но это не страшно. Ты просто не привык к таким раскладам. Работаешь с безответными разбойниками и убийцами. А я всю жизнь отписываюсь по жалобам акул бизнеса, что я не коррупционер, не маньяк. Там, где большие деньги и хорошие адвокаты, там всегда вонь, как из помойки.
— Смотри, в статьях в прессе нас бьют очень эффектно по кидалову с офисом, на который ЦАО возбуждался. Мол, Ирина потерпевшая, у неё Цеховик всё отнял. И чтобы отбиться, надо искать, кто это кидалово заделал.
— УВД по ЦАО искало, — поморщился Шведов.
— Сам знаешь, что они искали. Нам надо с делом ознакомиться. И прикинуть, что к чему, — предложил Платов, который знал, что дело по тому мошенничеству забрала себе в производство Лукашкина.
Шведов вынул телефон. Созвонился с Лукашкиной. Коротко переговорил с ней. И кивнул:
— В два часа она нас ждёт.
В назначенное время они прибыли в Газетный переулок.
— Только не собачься с ней, — предупредил Шведов, когда они поднимались по ступеням. — У меня нейтралитет сложился.
— Попытаюсь.
Лукашкина встретила оперативников в целом толерантно. Правда, Платова, которого невзлюбила с первого взгляда, старалась не замечать.
Она выложила на стол в углу комнаты два тома дела по мошенничеству с офисом. Со слов потерпевших и свидетелей был составлен фоторобот мошенника в лучших розыскных традициях — по нему можно задержать треть мужского населения Москвы. Зацепок никаких. Ни адреса электронной почты, ни телефоны, которые давал мошенник, ничего не дали. Всё было сделано под один кидок.
Оперативники часа три внимательно изучали материалы, делая выписки. В это время совсем размякшую Камбалу потянуло на откровенность. Она начала жаловаться на трудности жизни и работы в следствии, а потом брякнула:
— Ну даже и не знаю, какие перспективы у дела.
Платов насторожился:
— А что не так с перспективами?
Она поджала губы — мол, чего с быдлом из УГРО объясняться. Но снизошла:
— Умысел не доказывается.
— А вы его доказывали? Это анализом материалов делается. Левицкие покупают картины за 10–20 тысяч долларов, которые стоят сто пятьдесят. То есть должны были осознавать, что это подделки, реальную вещь никто за бесценок не отдаст. Рубен Левицкий контактировал с Центром Грабаря по двум картинам, выправлял заключение. Об умысле свидетельствует и поведение обвиняемых после того, как вскрылись факты подделок, — они стали предпринимать меры по тому, чтобы не возвращать деньги. Пытались вступить в коррупционные связи с сотрудниками ЦАО, чтобы обуздать потерпевшего. Вели наблюдение за Кононенко. Привлекали к разборке бандитов. Мало?
— Всё это косвенные доказательства.
— А что Левицкая вообще отказывается от факта сделки, не признает, что продавала картины, что опровергается доказательствами?
— Тоже косвенные.
— Все мошенничества доказываются на косвенных… Вы что, их собираетесь выпускать?
— Нет, ну что вы, — глаза Камбалы воровато забегали.
Платову этот её блудливый взгляд сразу не понравился.
— Ещё одна проблема, — она перескочила на другую тему. — То, что Левицкие отняли у Кононенко «БМВ». Нужно его искать. И возвращать.
— Пишите запрос о предоставлении информации. И найдём «БМВ» без проблем.
Платов объяснил суть ситуации и продиктовал формулировку документа и данные адресата.
Следачиха без возражений сделала запрос и отдала его операм. Что-то сегодня она покладистая, и это Платова настораживало.
Ознакомившись с материалами, оперативники выбрались на улицу. Погода стояла изумительная. Лёгкий ветер, солнце.
— Как тебе эти её заходы об умысле? — сказал Платов. — Они что, решили дело на тормозах спустить?
— Трудно сказать, — пожал плечами Шведов. — Левицким срок содержания под стражей продлили на два месяца… Что по кидалову с офисом делать?
— В деле ничего особо ценного. Но есть поисково-значимые приметы. У мошенника шрам на руке. И лицо немного подёргивается, правая половина. Тик какой-то редкий.
— Считаешь, этого достаточно?
— Посмотрим.
* * *
Ещё при планировании культпохода на Российский антикварный салон Шведов предложил сгоряча:
— А давай возьмём эксперта и поизымаем на фиг все фуфляки.
— Ты там голые стены и опустевшие витрины оставить хочешь? — усмехнулся Платов. — Представляешь, какие экспертизы нужны, чтобы доказать факт подделок. И для покушения на мошенничество хотя бы потерпевший должен быть. Контрольную закупку устроишь? А тебе арт-дилер скажет, что его жестоко обманули, он знать не знал, что Фаберже поддельный и что Айвазовский не рисовал воздушные шары.
В итоге решили взять в компанию Бардину — пожилую экспертшу из Третьяковки, имевшую отличный глаз, и с ней побродить по салону, сфотографировать явно поддельные предметы, по которым потом могут быть заявления.
Шведов, Платов и Бардина заявились на салон в день открытия. Народу в огромном бетонном белокаменном здании Центрального дома художника на Крымском Валу набилось, как пассажиров в автобусе в час пик. Два этажа были разбиты на небольшие, от пяти до тридцати квадратных метров, закутки, где антикварные магазины и частные дилеры Москвы, Питера, других городов выставляли свои богатства. Местами это походило на лавки старьёвщиков — выставлялись какие-то патефоны, ложки, плошки, поварёшки. Некоторые экспозиции отличались величавостью и обилием позолоты — там были представлены изделия фирмы — поставщика двора Ея Величества Фаберже, картины русских художников, императорские фарфоровые вазы, консольные зеркала с мрамором, каминные часы.
Цены? Как всегда, зашкаливали. Они и так не маленькие, а на антикварных салонах ещё и завышены раза в два. Но зато есть предмет для торговли.
Антикварщики сидят за столиками, что-то обсуждают. Фрукты, коньячок. Это как деревня — все друг друга знают. И Платов знает многих — с ним здороваются, иногда с опаской, иногда заискивающе, иногда презрительно.
