— А вы юморист. Куда теперь?
— В церковь. Пора исповедаться.
Садясь в машину, Павлов бросил последний взгляд на памятник. Опустив головы, мужчины крестились.
— Как вы думаете, кто эти ребята? — спросил он. — Остатки «филинов»?
— Нет. От «филинов» уже ничего не осталось, кроме историй. Сюда чуть ли не все уголовники теперь съезжаются, будто на мощи святого.
— Знаете, Игорь, какие молитвы самые искренние?
«Ниссан», развернувшись, медленно пополз по гравийке.
— Ну, какие?
— В самолете.
Игорь посмотрел на Павлова, но тот выглядел серьезным.
Передачка
Кристина дремала, и ей снилось, как она снова работает в «Чикко». В фирменной футболочке и кепке с логотипом компании принимает заказы и вежливо отвечает клиентам на их вопросы. В пиццерию приходит их шеф, и она внезапно понимает, что у него лицо Бугрова.
«Ты поедешь со мной, — шипит он. — Поедешь… со мной… маленькая тварь…»
На негнущихся ногах Яснова плетется за ним, и все, с кем она работает, делают вид, что ничего не происходит. У Бугрова под мышкой три громадные пиццы, они садятся в машину. Артур выбегает вслед за ними, на его лице неописуемый ужас, он зовет Кристину по имени, но машина, взвизгнув покрышками, уже несется прочь.
Бугров достает из кармана нож.
«Режь пиццу сейчас. На восемь долей. Режь ровно, чтобы все кусочки были одинаковыми, — хрипло смеется он. — Или я порежу тебя, глупая потаскуха».
Протягивает нож Кристине, и она видит, что с него капает кровь.
Она кричит, и вдруг Бугров исчезает, а на его месте возникает Артем.
«Я хочу, чтобы ты доверилась мне, Кристи, — шепчет он. — Только тогда я смогу помочь тебе. Доверься мне, любимая».
Артем влюбленно смотрит на нее, не следя за дорогой, и Кристина вновь кричит — машина неожиданно проваливается вниз, и их окутывают ледяной холод и тьма, но даже сквозь эту тьму она продолжает слышать чьи-то истошные крики, взывающие о помощи…
— Яснова! Яснова, оглохла, что ли? — гаркнул злой голос, и она открыла глаза. — Подойди сюда. Передачка тебе.
— Передачка? — переспросила Кристина, убирая спутанные волосы. Еще не отойдя окончательно ото сна, она ничего не понимала. От кого передача? Ведь Артем в Новосибирске…
Она взяла из рук надзирателя увесистый пакет. Сверху лежал разорванный конверт, из которого торчал уголок письма.
— Вам не говорили, что читать чужие письма нехорошо? — спросила Кристина, доставая письмо.
— Поучи меня еще… Может, тебе героин там передать хотели. Или бритву.
Хмыкнув, охранник закрыл «кормушку», а она развернула письмо.
«Дорогая Кристина Владимировна! Передаю вам эту скромную посылочку, нам сказали, что у вас там плохо кормят. Мы помним о вас и ждем с нетерпением! Надеемся, Артемий Андреевич поможет вам поскорее вернуться к нам! Мы вас очень любим, все передают вам привет! Ваша сотрудница Марина».
Кристина еще раз перечитала письмо. Она видела отчеты, составленные Мариной, и сомнений в том, что это ее почерк, не было. Яснова отнесла пакет на стол.
— Что, уже «дачки» начали носить? — поинтересовалась Дина, наблюдая за Кристиной. — Поделишься, Кристиночка?
Проигнорировав вопрос, Яснова молча разбирала продукты. Печенье, яблоко, груша, кусочек сырокопченой колбасы, сыр, порезанный хлеб и пластиковая бутылка, в которой плескалось что-то густо-оранжевое.
— Это еще что? — пробормотала она, отвинтила крышку и осторожно понюхала. Свежевыжатый апельсиновый сок. Именно его она любит больше всего, Марина знает об этом. Только ее смутила бутылка — мятая и невзрачная.
— Все очень просто, — сказала Дина, с интересом наблюдавшая за Кристиной. — Кто ж тебе разрешит в собственной таре «хавчик» проносить? Вот и заставляют в приемной переливать…
Пальцы Ясновой наткнулись на две упаковки йогурта. Фольга на них была надорвана.
— Ну так что? Поделишься, а? — не отставала от нее Дина.
— Поделюсь, — буркнула Кристина, выкладывая все продукты на стол. После надорванной фольги у йогуртов и грязной бутылки аппетит пропал безвозвратно, и это немного расстроило ее. Но и перебороть себя Яснова не могла — женщину начинало воротить лишь при одной мысли о том, что какой-то потный прапорщик вскрывал предназначенные ей йогурты и ковырялся в них своими сальными пальцами с наверняка грязными ногтями…
— Можешь брать что хочешь, — решительно сказала она, складывая продукты обратно в пакет.
— Ты что, Кристина? — удивилась Валентина. — Неужели баланда больше нравится?!
Яснова ничего не ответила и легла на нары. Вскоре она уснула, задремала и Валя.
Не спалось лишь одной Дине. Некоторое время проворочавшись, она уставилась на стол, на котором все еще лежал пакет с продуктами.
Отец Алексей
— В этом районе всего две церкви. Но сейчас в рабочем состоянии только одна, — сказал Игорь.
— Это я уже знаю. Она-то нам и нужна, — ответил Артем.
Игорь искоса посмотрел на Павлова.
— Да уж… никогда бы не подумал, что у адвокатов такая работа. Мне казалось, что вы в своих офисах сидите да в законах всякие лазейки выискиваете, чтобы, извините, разную шушеру из-под статьи вытащить.
— Что ж, такой имидж адвокатской работы отчасти создается СМИ и телевидением, — вымолвил Павлов. — Парадокс заключается в том, что почему-то считается, что куда интереснее смотреть сюжет о продажном, алчном адвокате, который пытается с помощью обмана или подкупа помочь преступнику избежать справедливого возмездия за содеянное. И при этом никому не интересно знать о повседневных буднях простого адвоката, его успехах и достижениях, благодаря которым многим и многим гражданам, волею случая попавшим под пресс государственной машины, удалось доказать свою непричастность к преступлению и полностью реабилитироваться в глазах общества.
Вскоре они подъехали к старинной церкви. Крохотная, со следами свежего ремонта, она словно сошла с картинки. Сверкающие купола заставляли щурить глаза, массивные ворота с поблескивающими бронзовыми ручками, уютные окошечки с расписными наличниками, аккуратно подстриженная трава — во всем этом чувствовалась заботливая рука.
— У меня информация, что здесь служит нужный нам человек. Мужчина, — подчеркнул Артем, выходя из машины.
— Артемий Андреевич, в храмах обычно бабушки прислуживают. Получается, нам нужен либо настоятель, либо…
— Давай войдем, — предложил Павлов. Он вдруг подумал, что сто лет не был в церкви. Последний раз, когда приезжал навестить мать, она уговорила его заехать в местную церквушку, поставить свечку за упокой отца.
