— Извини, — произнес Артем. — Пойми и ты меня. Послушай, Кристи, мы топчемся на одном месте. Через сутки будет суд, и если мы ничего не накопаем против следствия, тебе предъявят обвинение в соучастии в убийстве в полном комплекте — с особой жестокостью, группой лиц, по предварительному сговору и так далее. Дай мне адреса или телефоны своих подруг или кого-нибудь, кто тебя знал, это значительно облегчит нашу работу. Чем больше людей, что-то знающих о тебе, тем лучше — в той или иной степени мы обеспечим тебе отличную характеристику, а возможно, и алиби.
— У меня нет родственников, — сказала Кристина. — И, по-моему, я тебе об этом говорила. Я воспитывалась в детском доме.
— Ладно. Кто из знакомых у тебя остался в Новосибирске?
— Думаю, что сейчас никого. Нас распустили еще в 1994 году, и я почти ни с кем не поддерживала отношения. К тому времени, когда я уезжала из Новосибирска, больше половины моих однокашников разъехались, а некоторые уже умерли.
— Но десять лет — это не вечность, Кристи! — воскликнул Павлов. — Неужели там никого не осталось, кого бы ты знала?! Ты же там работала, училась!
— Да, я окончила социально-педагогический институт, заочное отделение. Но, допустим, ты найдешь какого-нибудь профессора, у которого феноменальная память, и он вспомнит меня даже спустя десять лет (и это принимая во внимание, что я училась заочно!). Что он тебе скажет? Что я носила короткую юбку и курила у ворот института?
— А твоя работа? — не успокаивался Павлов.
— Ты о пиццерии? — хмыкнула Яснова. — Тема, я даже не знаю, существует ли она или ее снесли на фиг!
— Кристи, успокойся.
— Разве за эти преступления нет никакого… как это — срока давности? — всхлипнула она.
— Есть. За особо тяжкие преступления срок давности по Уголовному кодексу составляет пятнадцать лет.
Кристина подавленно молчала, пытаясь переварить свалившуюся на нее информацию, а Павлов продолжил:
— Я узнал, что по этому делу в живых остался лишь один человек, он сейчас отбывает срок там же, где-то в Новосибирской области. Его кличка Одессит. И я собираюсь выйти с ходатайством о проведении очной ставки между ним и тобой. Милещенко будет обязан удовлетворить мое ходатайство, поскольку это требование закона, и в сложившейся ситуации очная ставка или допрос Одессита — большой козырь для нас. Когда Одессит скажет, что не знает тебя, перевес будет в нашу пользу.
— А вдруг не скажет? — спросила Кристина.
— Что?! — переспросил Павлов, резко повернувшись к ней.
— Тема, мне страшно, — опустила голову Яснова. — Мне кажется, если у нас с этим уголовником произойдет очная ставка, мне будет только хуже. Не злись на меня, пожалуйста. — И она, не выдержав, заплакала.
— Я ничего не понимаю. Объясни, что происходит!
— Господи, я так мечтала, чтобы это все закончилось! — сквозь слезы проговорила Кристина. — Сколько раз я молилась, чтобы та жизнь осталась за стеной и больше мне ничего не напоминало о прошлом!
— Кристи, успокойся. Посмотри на меня, пожалуйста, — попросил Артем, протягивая ей платок.
— Я знала Бугрова, — вытирая лицо, произнесла Кристина. — Лично.
— Насколько близко? Извини, но я вынужден задать этот вопрос, поскольку в прошлый раз ты скрыла от меня факт вашего знакомства.
— Ты не бросишь меня, Тема?
— Тебе не кажется, что ты бежишь впереди телеги, Кристи?
— Он был моим любовником, — смотря себе под ноги, вздохнула Кристина.
— Так, — проговорил Артем, пытаясь привести в порядок хаотично мечущиеся мысли. — Уже теплее. Что-то еще?
— Не ерничай, Тема, прошу тебя. Теплее, горячее…
— Я тебя слушаю.
— Это было лет тринадцать назад. Мы познакомились случайно, он подвез меня на машине. Я знала, что у него есть семья, но тогда не придавала этому значения, в голове ветер гулял. Бугров помог мне с работой и учебой, и какое-то время мы были с ним близки. Он знал, что я из детдома, и всячески опекал меня. Но потом полностью ушел в работу, и наши встречи становились все реже и реже.
В конце концов я дала ему понять, что между нами все кончено. Дмитрий не хотел воспринимать мои слова всерьез, менты — они все такие, — жалко усмехнулась она. — Куда вольготнее чувствовать, что ты первым выступил инициатором разрыва отношений.
Но тем не менее он помог мне устроиться в Москве и предоставил, так сказать, стартовый капитал, при этом постоянно говорил, что я ему ничего не должна. Я обустроила свой бизнес и потихоньку начала работать с «Олимпом», потому что спорт — это мое. Я выплатила ему все деньги, которые он мне давал, даже с процентами. Но даже после этого чувствовала, что он затаил на меня злобу и обиду.
— Все равно не вижу связи, — пробормотал Артем.
— Павлов, раскрой глаза! — устало произнесла Кристина. — Я сегодня всю ночь не спала, все думала, думала… и знаешь, пришла к выводу, что в этих бандитских разборках, куда хочет приплести меня следователь, наверняка замешан Бугров! Ты ведь не считаешь, что я как-то связана с этими уголовниками?! Он никогда не посвящал меня в свою работу, но ведь ты адвокат, причем первоклассный! Сам знаешь, на что готовы пойти люди в погонах, чтобы выслужиться перед начальством! А уж отомстить любовницам, которые сами их отвергли, это им раз плюнуть! — Она перевела дух и возбужденно продолжила: — Я понятия не имею, каким образом на этом проклятом ноже оказались отпечатки моих пальцев! Ты видел его?
— Видел. Это обычный нож, используемый при готовке. Официально говоря, хозяйственно-бытового назначения. Но я не понимаю другого. Зачем Бугрову так подставлять тебя? Где логика? — Павлов встал и заходил по комнате. — Этот нож — вещественное доказательство. И, кстати, чужие «пальцы» на нем — прежде всего удар по престижу самого Бугрова. То есть человек, оставивший отпечатки, гуляет на свободе. Это брак в его работе, ты что, не понимаешь?
— Артем, этот Одессит — наверняка человек Бугрова! — дрожащим голосом произнесла Кристина. — Я тебе точно говорю! У него там все повязано, хоть он и уехал в Москву! И этот зэк скажет то, что прикажут ему люди Бугрова! Если ты отпустишь меня на эту очную ставку, я вообще оттуда не вернусь! Ты что, не понимаешь этого?!
— Боже, просто какое-то сумасшествие! — пробормотал Павлов. Ему стало жарко, и он расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. — И все же. Почему ты мне о нем раньше не говорила? Неужели ты считаешь, что я стал бы попрекать тебя прошлым?
— Я надеялась, что вся эта грязь осталась там, в той половине моей жизни. Прости меня. Тема, ты мне веришь? — прошептала Кристина. — Если нет, то мне вообще нет смысла жить. Ты — самое дорогое, что у меня осталось.
— Мне очень хочется, чтобы все сказанное тобой было правдой.
— Хорошо, давай пойдем другим путем. Скажи, ты ведь можешь заявить следователю о том, что я желаю пройти проверку на детекторе лжи?
