– Потому что ты не звонил мне с той субботы! Ты провел один вечер в обществе моего племянника – и все, ты уехал и не звонил, – выкрикнула я, сглатывая слезы. Он их не видел, я по-прежнему смотрела в окно.
– Что? О чем ты? Ты тоже не звонила! – возразил он.
– Да? И чего мне это стоило? Три дня я жила, стараясь тебя забыть. Сам сказал – созависимость. Я слишком быстро привязываюсь к людям, и мне пришлось немножко умереть внутри, чтобы тебе не позвонить.
– И ты сделала это… поточнее, почему именно?
– Как – почему? Ты возишься с моим племянником, он чуть не выпадает из твоей машины, мы не можем даже на нормальное свидание сходить из-за моей семейки. Я же не слепая, я все видела, я все поняла по твоему лицу. Ты не был счастлив, ты вовсе не так хотел провести этот вечер, да ведь? А потом ты уехал…
– Потому что договорился с клиентом, что приму его в воскресенье.
– Ты принимаешь по воскресеньям?
– Такое бывает… – Я озадаченно помолчала.
– Ладно, не важно. Думаешь, я не понимаю. Тебе нужен кто-то, кого не придется ни с кем делить, с кем не будет сложно, от кого не будет проблем. Тебе нужна девушка на высоких каблуках, с которой можно в ресторан пойти, а не в хинкальную, с которой можно обсудить последнюю выставку концептуальной живописи, а не парадоксы Эпименида. А со мной никогда не будет иначе, всегда будет моя сестра, или мама, или дети, или подруги, или что-то еще, какой-нибудь всемирный потоп. Я не могу требовать от тебя пожертвовать твоей чудесной, гармоничной жизнью, понимаешь? Поэтому я не звоню. Это от меня тебе билет на волю, не проси меня о большем. Если я тебе не нужна – не возвращайся, не надо, ты понимаешь? Да все ты понимаешь, ты ж не дурак.
– В прошлый раз ты говорила, что дурак.
– Я хотела сделать тебе больно, потому так сказала.
– Потому что я сделал больно тебе, – кинул Малдер. – Все-таки ты была права. Я дурак.
– Почему ты не звонил? – спросила я дрожащим голосом.
– Потому что я хотел понять, смогу ли без тебя жить, – ответил он, и я чуть не забегала по потолку от ненависти к себе. Он хотел бы со мной расстаться. Он не хотел бы со мной встречаться.
– Ты продержался три дня, в следующий раз продержишься дольше. Всю жизнь, – «успокоила» я его, глотая слезы. Чертова женская природа, гормоны проклятые. Не желаю плакать при нем. Малдер посмотрел на меня, словно я была поездом, летящим навстречу сидящим в кинозале ковбоям.
– Не говори так, пожалуйста! Не то. Ты не так меня поняла.
– Когнитивный диссонанс, – хмыкнула я. – Трудности перевода.
– Я испугался. Я был просто в ужасе.
– А я предупреждала, что я страшная!
– Фая! Ну прекрати, что ты несешь? Какая ты страшная, ты чудесная. Ты на комплименты напрашиваешься?
– Да! А что, нельзя?
– А то, что я тебе сейчас наподдам – в качестве комплимента, – разозлился он. – Ты и представить не можешь, насколько мне не по себе стало, когда я уехал от тебя. Я сразу же развернулся и вернулся, между прочим.
– Ты не возвращался.
– Я доехал почти до своего дома, затем развернулся и вернулся обратно. Я перезвонил клиенту, хотел отменить его чертов визит. Хотя это старый клиент, он от меня зависит во многом, и я не могу, не должен…. В общем, это было бы совершенно непрофессионально, учитывая, в каком состоянии он мне позвонил. А я, понимаешь ли, наплевал на все и решил вернуться. Я не вернулся, потому что клиент не взял трубку. Я не смог. Если бы он приехал, а меня бы не было….
– Это было бы ужасно, – согласилась я.
– Я так хотел все бросить и вернуться к тебе, валяться дальше перед телевизором, смотреть «теорию большого взрыва», что это испугало меня по-настоящему. Я решил – нужно пару дней поработать. Нужно попытаться взять себя в руки и вести себя нормально. Хоть пару дней.
– Ты хотел вернуться! – обрадовалась я.
– Я влюбился в женщину из совершенно другого мира, которая даже говорит на другом языке. Я только хотел сделать пару вдохов и выдохов, понять, смогу ли я оставаться собой. Я пообещал себе, что позвоню тебе в среду. Не раньше. Но ты-то мне тоже так и не позвонила. В отличие от меня, ты, значит, вообще не собиралась, да? Как ты можешь не звонить? Ты попрощалась со мной навсегда? Решила забыть меня и пойти поиграть в бадминтон? Господи, а я-то думал о тебе… каждую минуту. Знаешь, как я радовался, что у меня мало свободного времени? Я подумал – если ты позвонишь, я буду знать, что я тебе небезразличен. Потому что все слова, что ты говоришь, всегда кажутся какими-то зашифрованными.
– Даже слова «я люблю тебя»? – спросила я. Игорь замер и повернулся ко мне. Он был серьезен, как будто мы говорили о войне в Персидском заливе, которую мы же и развязали.
– Даже они, – кивнул он наконец.
– Тогда заткнись, пожалуйста, и поцелуй меня, – сказала я, тоже без тени улыбки.
Глава 16
Медитация – это когда ты делаешь вид, что не думаешь о том, что ни о чем не думаешь
Лизавета лежала на моем диване и причитала, доедая сухари. Ее депрессия была обратно пропорциональна ее самокритичности, и сейчас, когда она была готова признать все свои ошибки и посыпать голову пеплом, ее ненависть к себе зашкаливала.
– Как можно быть такой дурой? – спросила она почему-то у Игоря, увидев нас, красных и смущенных, в коридоре квартиры. Красными мы были оттого, что кровь в наших организмах бушевала, разгоняясь по всем артериям и сосудам. Кто бы мог подумать, что простое соприкосновение двух мелких частей тела может вызывать такие разнообразные реакции, от подъема давления до проблем с дыханием и сохранением вертикального положения.
Смущенными же мы были, потому что, как выяснилось потом, Вовочка неведомо как заподозрил, что в тамбуре кто-то чужой. О подозрениях своих он никому не сообщил, а, напротив, старательно скрыл их, сказав бабушке на кухне, что табуретка ему нужна исключительно для строительства замка из подручных подушек с дивана. Мама моя, его бабуля, понятия не имела, что разбор дивана сейчас технически невозможен, так как на нем возлежит и грустит моя сестрица, так что табуретку отдала без возражений. Как результат – неизвестно как долго Вовка через дверной глазок наслаждался шоу с пометкой 18+, любуясь на наш с рыцарем поцелуй. Мы проторчали там минут пятнадцать, делая только короткие перерывы, чтобы возобновить запас кислорода.
– Мы не хотели, – ответил мой Апрель, краснея еще больше, ибо решил, что вопрос о «дуре» относится непосредственно к нему. – Мы не знали, что он там стоит.
– Мы не знали, пока он там не упал, – добавила я, вспомнив, с каким грохотом обвалился мой племянник, когда я открыла дверь. Хорошо хоть, дверь открывалась наружу, и я не сшибла Вовку.
– Ты о чем? – переспросила Лизавета, отправляя в рот очередной сухарик. – Кто упал?
