Прекрасная и сильная. Она справится со всем, что пошлет ей судьба.
Бабушка ловит мой взгляд и улыбается. Вместо глаз у нее отчего-то темное туманное пятно, но меня это не беспокоит.
– Не спеши, Гинни. Всему свой срок. Со временем и твой характер закалится, как стальной прут, а красота расцветет, как лилия. Ведь ты тоже из рода Валтеров, а у нас от века не было слабых женщин.
– А мой срок все никак не настанет… – недовольно кручусь у перил, а потом – была не была! – смело усаживаюсь на широкую каменную полосу, крепко держась рукой за крюк для фонаря на стене. Бабушка одобрительно кивает. – Долго ждать. Не хочу. Хочу быть сейчас – как ты. Чтобы все восхищались. И, как этот, ну… сэр Иствин.
– А что сэр Иствин? – бабушка смеется.
– Целовали руки и кланялись, – объясняю я еле слышным шепотом и пунцовею от смущения. Тонко начинает звенеть предупреждение-напоминание: Гинни-Гинни, это сон, только сон, – и призрачный силуэт склоняется над моей рукою. Я зажмуриваюсь на мгновение и теряюсь между прошлым и будущим; уже когда-то давно отзвучал этот разговор, но тогда он закончился по-другому.
А сейчас… сейчас я говорю о поцелуях, но думаю вовсе не о пышно завитых седых волосах сэра Иствина. Что-то ускользает от моего разума, но бабушка – если это и вправду она – смотрит на меня и понимает, кажется, абсолютно все, даже то, что я сама не знаю. Губы ее недовольно поджимаются. Темные пятна на месте глаз становятся еще чернее.
– Поклонники… У тебя всегда будут поклонники, Гинни. Но тебе придется хорошенько подумать, чтобы различить тех, кому нужна графиня, наследница состояния, и тех, кто видит перед собою лишь Виржинию-Энн. Лжецы так сладко поют, Гинни…
На меня накатывают смутные воспоминания, полуоформленные образы – колдовская зелень глаз, взгляд прямой и открытый, улыбчивые губы, мимолетное прикосновение горячих пальцев к лицу.
– Лжецы?
– Иногда и отраву наливают в сверкающие сосуды. Пригубишь – и окажешься во власти злого рока. Гинни, Гинни, как уберечь тебя? Что сказать и сделать?
Речи Милдред становятся неразборчивей. Теперь уже все ее лицо – сплошное туманное пятно, из которого льются слова. Мне жутко смотреть на такое, и я отворачиваюсь. По коже пробегает волна мурашек, и почти тут же сырой ветер захлестывает меня порывом, точно бьет наотмашь рукавом по лицу. Я щурюсь. Слезы холодят уголки глаз.
Восточный край неба клубится густой черной пеленой с ярко-белыми, тонкими отсверками молний. Это тоже жутко… но далеко. Можно пока смотреть.
– Гроза идет, – ровно произносит леди Милдред.
Это сон. Просто сон. Но он оказывается вещим.
Все четыре следующих дня шел проливной дождь; Бромли выстыл, как бедняцкая каморка, где сырые сквозняки уныло гуляют между каменных стен. Вечером с Эйвона выползали белесоватые клубы тумана и пышной шапкой укрывали город. К полудню тусклое солнце немного рассеивало густую пелену, и можно было даже разглядеть неясные силуэты прохожих на другой стороне дороги. Впрочем, люди вообще встречались нечасто – кто захочет лишний раз оставлять домашний уют в такую погоду! Автомобили и кэбы тоже почти исчезли, и только омнибусы, как и прежде, грохоча, раскатывали по мощеным улицам.
Впрочем, «Старое гнездо» не могло пожаловаться на отсутствие посетителей. И если на прошлой неделе необыкновенным спросом пользовались прохладительные напитки, то в последние дни гости чаще всего просили горячий и сладкий кофе с молоком, а редкие ценители вспоминали о черном, с солью и перцем. Дважды забегал Эллис, прямо со служебного входа – перехватывал что-нибудь съедобное, коротко отчитывался о ходе расследования – и вновь убегал, давая Георгу повод повторить излюбленную фразу: «Мистер Норманн непременно беду к нам приведет, леди Виржиния!» Сомневаюсь, что Эллису было дело этих слов, ведь на него «повесили», как он выразился, еще одно дело – об убийстве в доме зажиточного фабриканта.
«Виновата его дочь, Виржиния, но попробуй это докажи! Хитрая, как лиса», – досадливо качал головой детектив, прихлебывая горячий шоколад.
Словом, наше расследование замедлилось, если не сказать остановилось.
Что же касается Эрвина Калле, то он не появлялся вовсе. Лайзо в ответ на мои вопросы только устало разводил руками: «Рисует, как околдованный». Зная нрав художника и его увлеченность своей работой, я не слишком беспокоилась.
Больше меня волновало другое. Отношение к Лайзо Маноле. Когда он оставался рядом или хотя бы в доме, то я относилась к нему как к мебели или, например, к своей трости – вещь незаменимая, но в то же время незаметная. Но стоило Лайзо сменить Эллиса на посту, как мысли мои начинали неуклонно возвращаться к зеленым глазам, белозубой улыбке и прочим романтическим глупостям. Я злилась на себя, вчитывалась в письма и отчеты до рези в глазах, находила тысячу срочных дел, но тщетно. Это изрядно напоминало какое-то наваждение. Разумеется, Лайзо был ни в чем не виноват, но из-за волнений и переживаний я держалась с ним едва ли не жестче, чем раньше: говорила резким и высокомерным тоном, вечно выискивала недостатки и поводы для мелочных придирок. Он терпеливо сносил мои капризы, но все чаще я ловила на себе тревожные взгляды.
Сегодня же, к счастью, времени на раздумья не было совершенно. Утром – очередное письмо для мистера Юстина, который, как ни странно, вел эту сделку сам и говорить желал тоже только со мною лично. Ближе к полудню мы с Глэдис все-таки посетили Королевский музей, а затем отобедали у нее. Лорд Клэймор был необыкновенно разговорчив, но темы выбирал пустые – погода, скачки и что-то о военной напряженности на материке.
Правда, одна новость оказалась интересной: сэр Харрингтон поехал выбирать кольца для венчания на родину драгоценной невесты, в столицу Альбы, в Бургедин.
– Далековато, вы не находите? – с недоумением пожала я плечами, когда лорд Клэймор замолчал.
– Далеко, просто необъяснимо далеко! – засмеялся он в ответ. – Но что не сделает влюбленный джентльмен ради дамы сердца!
– Воистину, – тонко улыбнулась Глэдис. – Помнится, мое подвенечное платье тоже стоило нам немалых трудов, потому что было пошито из старинных кружев, связанных по образцу рукоделия Королевы-Невесты.
– Что ж, это стоило того, – согласилась я. – Платье было великолепно, как говорила леди Милдред.
– Будем надеяться, что и сэр Харрингтон не ударит в грязь лицом, – подвел итог разговору лорд Клэймор.
Из гостеприимного дома подруги я отправилась прямо в кофейню – дела не ждали. Зато за дальним столиком меня поджидал Эллис, едва ли не приплясывающий от нетерпения.
– Виржиния, вы только посмотрите, что я нашел, – громким шепотом возвестил он, когда я присела за столик. – Вот, прошу! – и он подтолкнул ко мне конверт с несколькими фотографиями, пользуясь тем, что от зала нас отгораживает ширма.
