– Да, миссис Хат, думаю, вы абсолютно правы, – вздохнула я. – Леди Милдред часто говорила, что горе и страдания живых не пускают мертвых на небеса.
Пухленькая кондитерша шумно вздохнула и набожно осенила себя священным кругом:
– Да покоится она в мире… Как ваша голова, леди Виржиния? Еще кружится?
Я встала и сделала шаг. Доски под пушистым ковром тихо скрипнули – почти неразличимо для слуха. Как быстро стареют вещи! Подумать только, ведь этот дом был построен во времена бабушкиной молодости, именно для кофейни. Тогда на новеньком фасаде название смотрелось насмешкой – вот оно, знаменитое чувство юмора графини Эверсан.
А теперь «Старое гнездо» стало действительно старым.
– Немного кружится, миссис Хат, но это скоро пройдет. Мой отец тоже был склонен к обморокам. Да и мать не отличалась крепким здоровьем, – вынужденно признала я и добавила по привычке: – Да покоятся они в мире…
– Слишком много разговоров о покойниках сегодня, леди Виржиния, – вздохнула кондитерша, и ее пальцы вновь очертили круг. – Не к добру это. Может, спуститесь в зал и выпьете кофе? До открытия далеко.
Я осторожно одернула платье. Юбки немного замялись, но, увы, на то, чтобы переодеться в другой наряд, уже не оставалось времени.
– До полудня, конечно, далеко, но у меня есть и другие дела, – покачала я с сомнением головой. – Надо сперва зайти к парикмахеру, потом напомнить управляющему, чтобы он отправил письмо Хаммерсонам. Если арендную плату за ферму задержат еще на месяц, боюсь, нам придется расторгнуть соглашение. Да и кофе не слишком полезен для моего слабого сердца… Где шляпка с вуалью?
– Владелица кофейни, которая сама никогда не пьет кофе! Расскажешь кому – и не поверят, – улыбнулась миссис Хат, подавая мне черную широкополую шляпку. Семидесятидневный траур по покойной графине я уже растянула вдвое и не собиралась пока прекращать, хотя некоторые знакомые начали снисходительно посматривать на меня.
Пускай. Леди Милдред была достойна даже большего, чем четыре с половиной месяца траура.
– Не вздумайте раскрывать мои секреты, – шутливо пригрозила я кондитерше, закрепляя шляпку шпильками. Ох, уж эта мода… – Боюсь, для общества столь неожиданное развенчание представлений об обычных хозяйках кофеен станет слишком сильным ударом. Где шаль, миссис Хат?
– Внизу, на кресле, я думаю. Не лучше ли спросить Мадлен? Мэдди, ласточка моя, где шаль леди Виржинии? – крикнула кондитерша в коридор, приоткрыв двери.
Внизу что-то упало, а потом дробно застучали каблучки.
– Не стоило ее отвлекать, – только вздохнула я и, поправив шляпку в последний раз, быстро вышла из комнаты. – Внимания Мэдди, увы, хватает только на что-то одно… Боюсь, очередной чашке конец.
Что правда, то правда – посуды по вине нашей маленькой актрисы было попорчено немало. Но тем не менее Мадлен была совершенно замечательной девушкой – старательной, веселой, живой. Бронзовые кудряшки вечно плясали вокруг лица, колоколом вздувалась от бега коричневая юбка. Мэдди часто смеялась… но беззвучно. К нам, в кофейню, она попала уже немой, общалась только знаками, хотя грамоту – удивительно для девушки ее происхождения – знала преотлично и вдобавок умела писать красивым, округлым почерком.
Нам почти ничего не было известно о прошлом Мадлен, кроме того, что она приехала в Бромли, столицу, два года назад в надежде стать актрисой. Устроилась в одну из бромлинских трупп и вроде бы даже имела успех, но тут судьба окончательно отвернулась от нее. В одну из ночей после премьеры театр вспыхнул как спичка, а Мэдди нашли в подсобке, в подвале, избитую до неузнаваемости и со странными ожогами на ногах и на спине.
Тогда же у нее пропал и голос.
Впрочем, сейчас Мадлен уже нисколько не сожалела о своей несостоявшейся сценической карьере и была вполне довольна местом разносчицы в одном из самых дорогих и элитарных кофейных салонов Бромли.
Мэдди встретила меня на нижней ступеньке и со старомодным реверансом протянула шаль – черную, как сажа. У меня были и цветные шелковые платки по последней моде, и подобающие благородной даме пелерины, однако для прогулок по городу я предпочитала именно простую шаль, чтобы не выделяться из толпы. А «хождение в народ» – именно то, чего всегда ожидали в свете от леди Милдред Эверсан и ее потомков.
– Спасибо, дорогая, – поблагодарила я девушку, и та расцвела улыбкой. – Георг здесь?
Мадлен на мгновение задумалась, а потом мотнула головой. Рыжие пружинки волос прыгнули из стороны в сторону, чиркнув по белой коже.
– Он вышел на улицу? – уточнила я. Девушка энергично кивнула. – Зачем?
Бледные, как у всех рыженьких, руки Мадлен птицами взлетели, очерчивая в воздухе странную вытянутую фигуру, указали за меня, а потом одна ладошка прижалась ко лбу, и Мэдди чуть откинулась назад. Живые карие глаза весело сверкали из-под ресниц. Кажется, все происходящее ее немало забавляло.
Мне понадобилось несколько секунд, чтобы разгадать пантомиму – за последний год я уже порядком поднаторела в расшифровке подобных представлений. Да и артистическим талантом небеса Мадлен не обделили. Если бы не печальное недоразумение, наверняка через пару лет весть о новой звезде театра облетела бы весь Бромли.
– Значит, Георг отправился на Спэрроу-плейс за лекарством для меня? – Мадлен хлопнула в ладоши и беззвучно рассмеялась, как всегда бурно радуясь моей догадливости. – Вот неприятность, я хотела с ним поговорить перед тем, как идти к парикмахеру… А времени дожидаться его возвращения уже нет. Поступим так, дорогая. – Я отступила к вешалке, собирая необходимые мелочи – зонтик-трость и скромную дамскую сумочку, в которой помещались только чековая книжка, батистовый платок и флакончик с нюхательной солью. – Когда Георг вернется, ты отдашь ему вот это, – из сумочки на свет божий был извлечен немного смятый лист бумаги. – Если управляющий, мистер Спенсер, появится в мое отсутствие, то пусть Георг напомнит ему о Хаммерсонах. О закупках специй из Восточного Бхарата мы поговорим позднее, благо намечается хорошая сделка с какао-зернами из Колони. Выкупим партию напрямую у поставщика. Таким образом получится сэкономить достаточно средств для…
Брови Мадлен задирались все выше и выше, пока девушка, не выдержав, не расхихикалась, прикрывая лицо письмом. Я с неудовольствием прервала свои размышления и, перекинув ручку трости через локоть, толкнула дверь.
Звякнули колокольчики.
– Всего хорошего, Мадлен. Полагаюсь на тебя! – Я в последний раз оправила шаль на плечах и шагнула на улицу.
– Леди Виржиния, уже уходите? Погодите, отлежитесь! – Каблуки миссис Хат тяжело застучали по лестнице. – Поберегите себя!
– Все в порядке! – крикнула я, обернувшись и наклонившись над порогом. Мадлен, пританцовывая, обходила прилавок, чтобы дождаться Георга на кухне – наверняка он вернулся бы через черный ход. Кондитерша остановилась на полпути вниз, теребя в руках канареечно-желтый платок. – Не беспокойтесь обо мне, – махнула я рукой на прощание, вышла на улицу и заметила вполголоса: – Право же, слишком много волнений из-за простого обморока.
