Между делом отстроил Эльфинстон за казенный счет себе два особняка «для представительства» в Лондоне и Портсмуте, вступил в акционеры Ост-Индской компании. Широко жил контр-адмирал, с размахом!
Из журнала капитан-командора С. Грейга: «По позднему времени года эскадра имела крепкие ветры на переходе в Копенгаген; корабль “Тверь” потерял мачты, почему должен был возвратиться в Ревель, где зазимовал и не участвовал более в этой экспедиции. Капитан Игнатьев предан военному суду и присужден к лишению чинов за дурное утверждение мачт, а равно и за то, что не употребил всех средств, чтобы идти под фальшивым вооружением в Копенгаген. Императрица смягчила его участь и только отставила от службы. Корабль “Не тронь меня”, на котором адмирал имел свой флаг, получил большую течь и на переходе имел более пяти футов воды в трюме; другие суда также много терпели от течи, однако после десятидневного перехода прибыли 19 октября в Копенгаген. Фрегат “Африка”, разлучившийся с эскадрою и спустившийся от сильной течи за Партии соединился с эскадрою 6 ноября. “Святослав” под командою бригадира Барша, исправив повреждение в Ревеле, вышел оттуда 16 октября, прибыл в Копенгаген 2 ноября и соединился с эскадрою контр-адмирала Эльфинстона.
Адмирал немедленно потребовал плотников и конопатчиков и исправил и выконопатил суда своей эскадры, сколько позволяло время года. 1 декабря он вышел из Копенгагена к Портсмуту, но на переходе эскадра имела жестокие штормы, и все суда ее разлучились. Большая часть судов была в большой опасности, особенно “Саратов”, который в одно время имел 9 футов воды в трюме. Фрегат же “Африка” коснулся мели, потерял руль и получил другие значительные повреждения, почему и должен был идти в Ширнесс, где введен в док и исправлен.
Остальная часть эскадры пришла в Портсмут в разное время; последнее судно прибыло 29 декабря. В Портсмуте адмирал Эльфинстон ввел их в доки и совершенно исправил и, запасшись провизией и водою, по присоединении “Африки” из Ширнесса, 2 апреля поднял флаг на корабле “Святослав” и ушел со всею эскадрою из Портсмута вместе с транспортами “Чернышев”, “Орлов”, “Святой Павел” и “Панин”, которые он там нанял».
А на эскадре обстановка накалялась с каждым днем. С молчаливого согласия Эльфинстона на корабли хлынули агенты британской разведки. Уверенные в своей безнаказанности, вели они себя дерзко и нагло. Дело дошло до обыска, который местные власти произвели на нескольких кораблях. Солдаты врывались, грозя оружием, штыками, потрошили худые матросские подушки, приказывали сбивать замки с дверей корабельных канцелярий.
Взрыв возмущения объединил офицеров и матросов эскадры, молодежь призывала к вооруженному отпору. Лейтенант Скуратов с нанятого транспорта «Святой Павел», получив доклад от матроса, что прибывший на судно английский офицер копался в крюйт-каморе, велел связать англичанину руки и пинком вышвырнул его с судна.
Дело сразу получило широкую огласку. Тотчас прикатил из Лондона взбешенный Эльфинстон и посадил лейтенанта под арест. В Петербург контр-адмирал отослал паническую депешу: «Мне прискорбно сообщить о крайне неосторожном поступке лейтенанта Скуратова».
Дальше — хуже: корабли стали напоминать осажденные крепости, команды на берег не пускали, у трапов стояли вооруженные караулы...
Прошел январь, затем февраль и март, а Эльфинстон все не торопился покидать милую сердцу Англию.
Лишь в середине апреля под нажимом Петербурга вывел он эскадру в море. Дул порывистый зюйд-вест. В кормовые подзоры кораблей хлестала волна. Неся все возможные паруса, капитаны наверстывали упущенное время.
В пятницу двадцатого числа, находясь в семнадцати милях на ост-зюйд-ост от южной оконечности мыса Лизард, Вторая эскадра попала в жесточайший шторм. Хуже всех пришлось и так едва державшемуся на плаву «Северному Орлу». Корабль медленно тонул. Команда делала все возможное, но усилия были тщетны. Не выдержав темпа работы, разлетелись вдребезги маломощные шкун-помпы. Взывая о помощи, на ноке фор-марса-реи вывесили фонарь. Капитан «Орла» Жемчужников
[51] запрашивал «добро» на срочный разговор с адмиралом.
Эльфинстон приказал продолжать плавание...
— Русские по природе своей трусы, — заявил он сыновьям, — по этой причине им никогда не быть настоящими мореплавателями!
Трюмы «Орла» были полны воды, а по гондеку гуляла хорошая волна. Корабль разваливался на глазах. И тогда лейтенант Жемчужников своевольно повернул назад. Лишь чудом добрался плавучий госпиталь до ближайшего порта. Люди и грузы были спасены.
* * *
За Гибралтаром наконец-то установилась благоприятная погода. 20 мая корабли были уже на траверсе мыса Матапан. Плавание было успешно завершено, и теперь оставалось лишь дойти до Наварина. С попутным ветром это не более двух суток.
Но Эльфинстон внезапно велел ложиться эскадре в дрейф.
Двое суток качало корабли на пологих волнах, плескалась в бочках протухшая вода, маялись от тоски и неизвестности команды. Что задумал командующий — не знал никто. На третий день с «Саратова» заметили костры на вершинах далеких гор.
Бригадир Иван Барш протер глаза: над горами развевались андреевские флаги — условные сигналы греческих повстанцев.
Дальше — просто. Об увиденном Барш передал на флагманский корабль. Командующий спал, а так как будить его по любому поводу было запрещено, капитан «Святослава» Хметевский своевольно выслал к берегу шлюпку. Проснувшийся Эльфинстон, велел вернуть ее назад. Почему? Кто знает!
Высадка на берег была произведена лишь через сутки. Обратным рейсом на флагманский корабль привезли греческого священника, седовласого и степенного.
Войдя в кают-компанию, перекрестился он на образ Николы Чудотворца и, присев на стульчик, принялся рассказывать обо всем, что знал.
Затаив дыхание, слушали офицеры «Святослава» рассказ о славных делах Первой эскадры.
Недоверчиво косился на грека лишь Эльфинстон, которому переводчик на ухо передавал суть разговора. Выслушав священника до конца, контр-адмирал развязал тугой кошелек и выкинул из него на стол несколько золотых червонцев.
— На, — придвинул он деньги греку, — получай за свое шпионство! Простоватый драгоман тотчас перевел все слово в слово. У старца затряслись от обиды губы. Возмущенно зароптали офицеры. А Эльфинстон продолжал:
— Бери, бери или тебе этого мало? А может, ты, паршивый грек, подослан к нам и все врешь сейчас с умыслом злодейским?
Драгоман запнулся на полуслове, не зная, что ему делать дальше. Священник встал, опершись на посох, гордо вскинул голову.
— Грек может схитрить перед ненавистным османом, грек может провести грека, но грек никогда и ни за что не обманет русского брата! — И, тяжело ступая, побрел к выходу.
