А она обхватила его за спину, прижалась к нему, закрыла глаза и замерла.
Так они и стояли.
Варя первой сделала движение, освобождаясь из объятий, отодвинулась от него, улыбнулась и просто сказала:
– Идем.
И поднялась на ступеньку выше, увеличивая расстояние между ними. Костромин вдохнул-выдохнул, подхватил свои сумки и рюкзак и последовал за ней в дом, а за ними поспешили и мытарство с неудобством.
– Проходи, – бодрой доброй хозяйкой распахнула Варя створку входной двери и пригласила дальше. – Ставь сюда свои вещи, – указала она на угол в прихожей. – И проходи в кухню.
Костромин скинул вещи в угол и направился в ту сторону, куда его пригласили, а сзади шла Варюха, на ходу преувеличенно бодро что-то объясняя, явно от неловкости, с которой никак не могла справиться:
– Я как раз собиралась ужинать. Чай заварила. Ты, наверное, такой не пьешь: из горных трав. Это даже не чай, воду не кипятят, чтобы травы не варились…
– С удовольствием попью с тобой этого чаю, – прервал ее беспокойную тираду Костромин.
– Да? – переспросила она и посмотрела на него своими встревоженными весенними глазами, помолчала, всматриваясь в его лицо, и спохватилась: – Значит, чаю!
И ринулась к столешнице хозяйничать, чтобы как-то скрыть неловкость, лезущую из всех щелей, такую непонятную между ними.
– Варь… – подошел к ней и встал сзади Костромин, пытаясь как-то начать разговор.
– Юра! – отозвалась она и решительно развернулась к нему. – Ты выздоровел? Тибет тебе помог?
Он взял ее за руку, провел к большому круглому столу, усадил на один из стульев, подвинул второй стул к ней поближе, развернул таким образом, чтобы глаза в глаза, сел сам и снова взял ладошку жены в руку.
– По-моему, мы оба слишком нервничаем.
– Да, – согласилась она и чуть-чуть улыбнулась, лишь наметив ямочки на щечках. – Ты появился так неожиданно, не предупредил, вот я и растерялась.
– А я растерялся, когда тебя увидел, – признался он, жадно разглядывая ее лицо, и улыбнулся. – Ты тоже изменилась, стала еще красивей. – И признался: – Я ужасно по тебе соскучился, просто невероятно соскучился.
– Юр, – обеспокоенно спросила Варя, – ты так и не ответил: ты вылечился? Избавился от того ощущения этой своей грязности и заразности болезненной?
– Да, Варюш, – тихонько мял он ее ладошку, перебирая пальчики. – Я полностью исцелился от всего. И по ходу исцеления умудрился пристраститься к неким духовным практикам, абсолютно поменял образ жизни и свое мировоззрение.
– А от… – Она всматривалась в него и спросила по-другому: – Ты приехал просто повидаться со мной, обсудить, как у нас теперь обстоят дела?
– Можно сказать и так, – кивнул он, понимая, о чем она спрашивает. – Я приехал к тебе, потому что ты моя единственная женщина, моя жена. Потому что я люблю тебя. Потому что я не могу и не хочу без тебя жить.
– Юра… – начала Варя и внезапно всхлипнула от переполнявших эмоций, но шумно передохнула и взяла себя в руки, – а как же та женщина? Ты все еще испытываешь к ней эту болезненную тягу?
– Нет, – твердо отрезал он и честно признался: – Однажды я проснулся и почувствовал, что больше не болен этим ненормальным притяжением, меня словно выпустили на свободу. Я полностью освободился от влечения к ней. Навсегда. Ты же знаешь, что меня никогда не интересовали другие женщины. Нет, они, конечно, волновали мое мужское воображение, как любого нормального мужчину, но мне всегда нужна была только ты. То, что случилось со мной, было болезнью, а не влечением. Но я отдаю себе отчет, как сильно обидел тебя и сколько принес тебе страданий и мучений. – Посмотрел прямо ей в глаза и спросил о самом важном: – Ты сможешь меня простить?
– Я давно тебя простила, Юра, – шепотом ответила ему Варя, напряженно всматриваясь в его глаза.
– Тогда, может, у нас получится вернуть все, что у нас было? – перешел на шепот и Костромин. – И снова быть семьей, как раньше? – Он помолчал и спросил еще: – Снова быть вдвоем.
Они молчали, смотрели в глаза друг другу, и Костромин с холодеющим сердцем увидел, как меняется выражение Вариного лица и как ее прекрасные огромные весенние глаза затапливают непролитые слезы.
Она перехватила двумя руками его ладонь, сжала ее и, неотрывно глядя ему в глаза, произнесла, как ему показалось с какой-то особой грустью, делая упор на каждом слове:
– Никогда уже не сможет быть так, как было раньше, Юра. И уже ничего и никогда не будет, как прежде. Ничего уже невозможно вернуть и изменить. – Она потрясла его ладонь и закончила то, что хотела донести до него: – И мы уже никогда не сможем быть вдвоем. Это невозможно.
– Варя… – попытался что-то сказать, и не смог Костромин от схватившего спазмом горло и непонимания, что надо говорить и что вообще возможно говорить.
А Варвара стремительно поднялась, вдруг прижала его голову к своей груди, постояла так несколько мгновений, словно прощаясь или прося прощения, или… поцеловала его в голову и сказала:
– Я сейчас вернусь, – и быстро вышла из кухни.
А он остался, потрясенный, опустошенный ее отповедью, чувствуя себя так, словно потерял все на свете, потерял жизнь. Костромин резко встал со стула, прошагал к окну, посмотрел невидяще в темноту ночи…
Значит, все-таки Тон был прав в своем предположении, и у Варюхи есть другой мужчина? Новая любовь?
Как он тогда сказал? «Ты старая любовь, а у нее новая любовь».
Но они же муж и жена, и они любят друг друга. Костромин совершенно определенно чувствовал всем своим обновленным сознанием, всем нутром, что Варя все еще любит его и он ей дорог.
Да, конечно, любит! Она вытащила его из-под лавины, она молилась о нем, пока он боролся со своим темным влечением.
Ну, как иначе? Как иначе?
Значит, не все еще потеряно! Он еще может побороться за ее любовь и за их жизнь! Они ведь даже не поговорили толком!
Надо просто сконцентрироваться, успокоить…
– Вот, – раздался у него за спиной странный голос Варвары.
Костромин резко развернулся и замер от неожиданности и недоумения, она вошла в кухню, держа на руках… ребенка! Совершенно крошечного младенца, что-то тихонько гулившего и сучившего малюсенькими ножками в кукольных носочках…
Юрий остолбенел, он не понимал, что происходит, и не знал, что сказать и как реагировать.
А Варвара подошла к нему почти вплотную, развернулась так, чтобы ему лучше было видно младенца, и произнесла с улыбкой:
– Это Анечка, наша доченька, – и посмотрела на мужа, сияя глазами, – Анна Юрьевна Костромина. Познакомься. Я назвала ее по святцам.
Костромин находился в полной прострации и никак не мог собраться с мыслями.
