– Все это, конечно, замечательно, – вздохнул Костромин, – про духовность и там победу над собой мерзким и низшим, только я так и не понял, как мне удалось преодолеть эту безумную тягу к сексу с Ритой. Прямо в один момент, как отрезало, словно чудо какое. Может, просто повезло.
– Ты был не один в той битве, – невозмутимо произнес отшельник. – Тебе помогли.
– О, как, – порадовался Костромин. – И кто, хотелось бы знать?
– Я покажу тебе позже и объясню, что значит для человека его род, который стоит у него за спиной. У тебя сильнейший род, и некоторые из твоих предков поднялись в своем просветлении достаточно высоко. Род всегда стоит за каждым человеком, и то, что сейчас эти связи считаются незначительными и очень ограниченное количество людей знает и чтит своих предков, значительно ослабляет жизненные силы личности. Предков следует помнить и чтить, и обращаться к ним за помощью в трудную минуту. У тебя очень сильный ангел-хранитель, твой дальний предок. А еще, – улыбнулся загадочно Тон, замолчав ненадолго, – у тебя настоящая жена. Ее глубокая, чистая молитва о тебе помогла.
– И я ужасно по ней соскучился, – пожаловался Костромин.
– Вы скоро увидитесь, – пообещал Тон.
– А… – рыпнулся было спросить Костромин, но просветленный посмотрел ему в глаза, и Юрий так и не задал свой вопрос.
Тон взял чайник с костра, который все это время медленно тлел, плеснул в пиалу очередного непонятного травяного отвара и протянул Юрию.
– Пей! – Подождал, пока тот, обжигаясь и дуя на жидкость, выпил все до дна, и сообщил: – Завтра начнется другой этап твоего постижения.
– Надеюсь, не на дыре, – пожелал самому себе Костромин.
– Нет, – усмехнулся Тон, – все, от чего требовалось избавиться, ты ей уже отдал.
Другой этап постижения, начавшийся на следующее утро, первое время казался Костромину особо изощренной пыткой.
Теперь он бегал по еле заметной тропе вверх и поднимался по ближайшей отвесной скале на ее вершину, причем без намека на какую-либо страховку.
Да, вид оттуда открывался непередаваемой красоты, казалось, ты где-то совсем рядом с богом и он слышит даже твои мысли. Первый раз, когда Юрий, елозя пузом, вытянул свое измученное тельце на эту самую высоту, то, отдышавшись и перекатившись с живота на спину, увидев открывшуюся перед ним панораму, Костромин непроизвольно заплакал от переполнившего всю его сущность чувства.
И сколько бы раз он ни забирался сюда после, всегда переживал такой же силы и накала эмоции, потрясенный горной красотой, простором и величием открывающейся панорамы. Правда, обходился уже без слез.
После подъема он проводил несколько часов в медитации на этой самой вершине. Для начала в попытках оной – никак у него не получалось надолго сохранить тишину в голове, но с каждым днем это удавалось все лучше и лучше, по несколько секундочек, как по капельке добавляя ко времени мысленного молчания.
Потом он тем же образом спускался по практически отвесной скале и бежал к пещере, в которой встречал его Тон и кормил тем, что приготовил – все аскетично просто: в основном размоченные, чуть сваренные сухие овощи, фрукты, мед с водой, как отдельное блюдо, иногда рис, иногда какие-то пророщенные крупы или вымоченные в воде орехи, а также травяные настои и отвары.
Юрий с первых же дней заметил, что у него отсутствует привычный аппетит, он не чувствовал холода, хотя практически целый день проводил на морозе, как и не испытывал иных привычных ощущений и желаний.
Впрочем, он уже давно перестал чему-либо удивляться.
После совсем легкого обеда они с Тоном занимались на площадке перед пещерой упражнениями. Объяснить, что это за упражнения такие, Юрий бы не взялся никому, пожалуй, что и специалистам, если бы таковые где-нибудь обнаружились. Хотя это маловероятно: ни на йогу, ни на какие иные виды восточных практик и единоборств то, что они проделывали с Тоном, не было и близко похоже.
Но после этих упражнений у Костромина нещадно болела и тянула каждая мышца тела, даже самая потаенная малюсенькая в каком-нибудь внутреннем органе, болели все кости, все суставы и сухожилия, болели даже волосы на голове и ногти на руках, такой удивительной силой нагрузки обладали тренировки.
И их было много.
После занятий Юрию хотелось только одного – сигануть в пропасть с их «дворового» обрыва, чтобы никогда больше не переживать эти ощущения. Но до обрыва требовалось еще доползти, хоть и всего пять метров, однако…
И они с Тоном шли пить чай, после которого Костромин бежал на озеро. Теперь он там не просто стоял под водопадом, а нырял и задерживал дыхание, а Тон наблюдал за этим процессом с берега. Однажды Юрий так надолго задержал дыхание, что потерял сознание прямо под водой.
И пришел в себя… под струями водопада, недоумевая, каким образом здесь оказался.
Потом он снова куда-нибудь бежал, делал серию упражнений и медитировал – и так до бесконечности, увеличивая время медитаций и упражнений и уменьшая время сна.
Но теперь каждый вечер они устраивались с Тоном разговаривать у маленького домашнего костерочка, и Юрию казалось, что кто-то незримый, но домашний теплый и добрый с той стороны щели в стене, садится в темноте, поближе к их костерку, и одобрительно слушает их беседу. Ну как беседу – говорил в основном Тон, а Юрий слушал и впитывал в себя. Странным образом то, о чем говорил просветленный Тон, воспринималось Костроминым объемно, то есть не только разумом, но и всеми чувствами и органами, что-то вроде 4D-объемного кино, только на всех уровнях восприятия. И информация эта не просто воспринималась, она как бы записывалась на его подкорку, прямо в мозг.
А еще он продолжал видеть те самые фантастические сны, которые вскоре стали совсем не снами, а осмысленным пониманием все того же потока информации, приходящего к нему в пограничном состоянии сна.
Занятия становились все жестче, но давались Юрию все легче и легче с каждым днем, медитации глубже, а его понимание мира настолько расширилось и кардинально изменилось, что он вряд ли мог уже назвать себя прежним.
Он менялся как физически, так и интеллектуально, духовно и морально, радовался этим изменениям и принимал их с открытой душой.
Однажды днем, накормив Юрия обедом, Тон не вывел его на занятие, а дал иное задание:
– Братья прислали нам дары в щедрости своей, но дожидаться нашего прихода не имели возможности, поскольку погода неотвратимо портится. Ты сбегай на ту сторону тропы, забери груз и принеси.
Понятно – известие прилетело по «спутниковой голубиной почте», через эхо в горах или посредством сторожевых костров по вершинам горной цепи, иронично хмыкнул про себя Юрий.
Интересоваться бесполезно, да и так все ясно, что не может быть ничего понятно и до сих пор все еще удивляло Костромина, как ребенка подарки под елкой.
Ну, сбегай так сбегай.
