– Юра! – кинулась к нему Варвара утешать, обняла, как смогла, угловато, неудобно, но обняла. – Перестань, не надо себя уничтожать такой ненавистью! Это твоя тяга беда, и мы с ней справимся. Это как болезнь, понимаешь?
– Варька! – внезапно как очнулся Костромин и, резко повернувшись, ухватил ее руками за лицо и всмотрелся в глаза. – Ты прости меня, родная, прости, пожалуйста!
– Я прощу, прощу, – вдруг залилась она слезами.
– Ты только не бросай меня, Варюха! – просил с надрывом, эмоционально, уже ничего не слыша, Костромин, жадно вглядываясь в ее лицо. – Я все понимаю, я предал тебя, обидел ужасно, я изменяю тебе, но ты меня прости! И не бросай, прошу тебя!
– Я не брошу, не брошу! – пообещала она, продолжая заливаться слезами.
И вдруг Костромин, не выдержав, припал к ее губам долгим, сильным, почти болезненным поцелуем.
И они целовались, целовались, словно возлюбленные, давно потерявшие и считавшие друг друга погибшими, нежданным чудесным образом встретились, оказавшись живыми. И куда-то канула беда, и пропасть, разделявшая их, и полетели в стороны вещи, судорожно срываемые друг с друга.
Он что-то еще говорил, как в горячечном бреду, умолял, объяснял, целовал, и столько в этом их соединении было отчаяния, столько невозможности всего и столько больной и настоящей любви, что слезы смешивались на их лицах, и казалось, что рыдают даже их тела…
И Варвара чувствовала всем сердцем, всей душой, каждой своей клеточкой и всей своей любовью это его глубокое неодолимое отчаяние и душевную боль…
Как человек, угодивший в воду полыньи, пробитой стремниной в неотвратимую гибельность, затягивающей его глубинной черноты, цепляется из последних сил за крошащуюся под его пальцами льдину, срывая ногти и раздирая пальцы в кровь, уже зная, чувствуя, что пропал, пропал окончательно и безвозвратно, и все же, все же – спастись, спастись, пусть хоть в призрачной, невозможной надежде! Так и бился в Варвару Костромин в той самой последней отчаянной, уже практически невозможной надежде… и в любви!
Все-таки в любви!
Он заснул сразу после ошеломляющего, невероятного по силе, высоте и чистоте чувств оргазма. Все еще крепко прижимая Варюху к себе, не отпуская от себя и во сне, и положив голову ей на плечо. И Варвара осторожно, чтобы не потревожить этот очищающий сон, еле-еле дотянулась двумя пальчиками свободной руки за сброшенным на пол пледом, подтащила к себе, подняла одной рукой и укрыла их обоих.
Юрий спал совершенно расслабленно и мирно, а Варюха прижимала любимого к себе и рассматривала, не отрываясь. Он изменился за это время, выглядел старше своего возраста, морщинок добавилось, словно некая невидимая печать глубоких переживаний отразилась на его лице, и похудел немного, правда, мускулы проявились более рельефно.
Наверное, прошло около часа, когда Варвара почувствовала, что рука, на которой лежала голова мужа, окончательно затекла и сильно разболелась. Женщина постаралась как можно осторожней вытянуть руку, но Юра вдруг резко, в один момент проснулся.
– Рука, – извиняющимся тоном пояснила Варвара.
Костромин посмотрел на нее пристально, каким-то странным, глубоким взглядом, наклонился и поцеловал долгим, невероятно нежным, благодарным поцелуем и… и перелег на нее сверху и целовал уже все ее лицо медленно, пронзительно нежно.
И так же медленно и нежно они соединились и сливались воедино, смакуя и даруя друг другу каждое мгновение этой нежности…
А после снова невероятного, пронзительного оргазма Костромин сразу поднялся и, собрав свою одежду с пола, ушел в душ, не сказав ни слова. Варвара, услышав, как полилась вода, встала с дивана и оделась.
Провела рукой по диванной обивке, как будто благодарила за то, что сейчас здесь случилось с ними. Диван был именно такой, как и хотел Костромин – мягкий и низкий, и очень глубокий, такой, на котором и сидеть, развалившись и протянув ноги на кресло или пуфик, удобно, и лежать уютно, как в перине, и на котором они не раз занимались любовью и прекрасно помещались вдвоем.
Как сегодня.
Звук льющейся воды в ванной комнате прекратился, Варвара вздохнула, поднялась с дивана и пошла в кухню.
– Варь, – сухим покаянным голосом произнес у нее за спиной Костромин.
Она не отозвалась, застыла у столешницы с напряженной спиной, ожидая того, что он скажет, и уже зная, чувствуя, что именно он скажет.
– Я пойду, – через силу произнес Юрий.
– Да, – отозвалась хрипло она, кашлянула, развернулась к нему лицом и кивнула, отпуская его и освобождая от этой пытки. – Иди.
– Прости, – попросил он в который уже раз.
– Я стараюсь, – улыбнулась она болезненно и повторила: – Стараюсь, Юра. – И вздохнула, принимая наигранно легкий тон. – Сумка с вещами в гардеробе. Иди, забери.
– Да, – кивнул Костромин, поиграв желваками на скулах от душивших его эмоций.
И вышел из кухни.
Варюха передохнула, стараясь справиться с собой, ее взгляд упал на кастрюлю с окрошкой, и женщина вдруг заторопилась.
– Юра, подожди! – позвала она, выбегая в прихожую, когда он уже распахивал входную дверь.
Костромин остановился, повернулся и улыбнулся ей совершенно измученной улыбкой человека, терпящего пытку.
– Ты сегодня… – Она запнулась, но спросила-таки: – …пойдешь к ней?
– Нет, нет, – торопливо заверил он, даже головой покачал, – что ты.
– Подожди тогда секунду, – попросила Варюха и торопливо ушла.
И вернулась, неся в руке большой пищевой термос, который обычно давала мужу, когда он ехал в командировку.
– Вот, – протянула она термос Костромину. – Возьми. Это окрошка, ты же любишь, я ее для тебя готовила.
– Спасибо, – кивнул он, забирая термос. Сглотнул, пытаясь справиться с бушевавшими чувствами, шагнул было к жене, хотел что-то сказать, объяснить. – Варь…
– Не надо, Юр, – остановила она и сама шагнула к нему, оказавшись совсем близко, погладила по щеке, всмотрелась в его лицо. – Не надо такого отчаяния и боли. Не надо так уничижать себя, и такой черной вины не надо. Сходи в церковь, поговори с батюшкой каким, может, он тебе поможет и что-нибудь подскажет, – приподнялась на цыпочках, поцеловала Юрия в щеку и коротко в губы и прошептала: – И береги себя, не поддавайся ей, не сдавайся.
Он отпустил ручки сумки, она шлепнулась большой лягушкой на пол возле его ноги, прижал Варю к себе одной рукой, уткнулся лицом ей в волосы и прошептал:
– Я стараюсь, Варюх, стараюсь изо всех сил. – И попросил еще раз, совсем тихо, от самого больного своего сердца: – Прости…
Вдохнул глубоко, выдохнул, резко отпустил жену, поднял с пола сумку и ушел, не оборачиваясь.
Она не плакала, не сожалела.
Перестать стенать! – одернула себя Варвара. Хватит!
