– О чем ты говоришь, папа! – продолжала возмущаться Варвара, еле сдерживая слезы. – Какие сюрпризы, когда у меня жизнь пропала?! Совсем пропала! Нет ее больше!!
– Я тоже так когда-то думал. Именно вот так, теми же словами: «Жизнь пропала». И чувствовал такую же боль, как и ты сейчас, – посмотрел он на нее, погладил по голове и улыбнулся печально. – Я именно об этом хотел тебе рассказать. А еще о том, что сказал мне Юра. Он честно признался мне во всем. Я понимаю, ты обиженная женщина и жена, тебе очень больно, но ты должна осознавать, что у него случилась не пошлая связь и страстишка какая, а настоящая беда. – И остановил дочь властным жестом руки, когда Варя попыталась что-то горячо возразить: – Подожди возмущаться, выслушай меня, а потом поговорим.
– Ну, хорошо, – переплетя руки, продемонстрировала Варвара готовность его слушать, села повыше, подоткнув под спину подушку.
Это ее возмущение было первым проявлением живых эмоций за неделю неподвижности и полной отстраненности от мира и жизни, что не могло не порадовать Леонида Николаевича, но он скрыл свои эмоции от дочери. Сейчас было куда важнее другое – достучаться до нее, объяснить.
– Я никогда тебе не рассказывал, почему и как ушел из моей первой семьи, ты знала только, что мы развелись с Женей, а через какое-то время я встретил твою маму. И я бы никогда не стал посвящать тебя в подробности той истории, потому что это не только мои секреты и не только моя боль, да и мне, как отцу, не очень ловко говорить с дочерью о таких вещах, но, думаю, сейчас тебе необходимо об этом узнать. – Он помолчал, вздохнул и приступил к непростому рассказу.
А Варвара отчего-то подобралась вся, внимательно слушая каждое слово, улавливая каждую интонацию, интуитивно почувствовав, что то, что рассказывает папа, может спасти ее от ужасной боли, в которой она теперь живет.
Леонид Николаевич всегда был мужчиной спокойным, мудрым, рукастым, хозяйственным, серьезным человеком и настоящим семьянином. Настоящим надежным мужчиной.
Они поженились с Евгенией Борисовной в шестьдесят первом году, когда ему было двадцать пять лет и он уже работал ведущим инженером на заводе, а ей двадцать два и она только окончила тот же институт, что и он.
В шестьдесят втором у них родился первенец Николай, а через четыре года второй сынок Игорь. Они были обыкновенной советской семьей с достатком чуть большим, чем у многих, потому как Леонид Николаевич очень хорошо зарабатывал, да и жена его неплохо получала. Ну, и отличались немного от других тем, что старинный род Добродеевых имел дворянские корни и среди предков были известные личности. Из материального же наследия удалось сохранить через все революции, репрессии и войны только квартиру на Ордынке, в которой они и проживали.
А так все, как у всех.
Хорошая советская, по-настоящему крепкая семья.
Между Леонидом Николаевичем и Евгенией Борисовной царила полная гармония и взаимопонимание, поскольку была у них любовь настоящая. Красивая даже.
Парни выросли, старший поступил в МГУ, о котором мечтал еще со школы, и через два года женился на одногруппнице, очень милой и хорошей девочке. А к концу учебы, перед самым получением дипломов, у молодых родился первый сынок Иван.
Младший же сын Игорь решил стать военным, продолжить династию по отцовской линии, в которой имелись аж целых два генерала – один царской армии, а второй уже Красной, – и поступил сначала в Суворовское училище, а по окончании его в училище ВДВ.
Жили себе и жили, сыновьями гордились, внуку Ванечке радовались и счастью молодых, да случилась в семье беда.
Получила Евгения Борисовна у себя на производстве бесплатную путевку от профсоюза в один из самых известных санаториев страны в городе Пятигорске как поощрение и награду за присвоение ей звания «Ударник коммунистического труда».
Аж на двадцать один день! И в летний сезон!
Это было очень круто по тем временам, ну прямо очень!
Отправляли-провожали чуть не с оркестром, так все за нее радовались – и семья, и ее рабочий коллектив.
Сначала она звонила через день с переговорного телефонного пункта и восторженно рассказывала, как отдыхает, как пьет знаменитую водичку, какие процедуры делает, и письма писала. А потом что-то замолчала и позвонила еще пару раз только – один, чтобы успокоить, что у нее все хорошо, а второй сообщить, каким поездом приезжает, чтобы ее встречали – гостинцы везет!
В те же времена с юга всегда везли ящиками фрукты, овощи, гостинцы местные. Вот и она привезла.
Леонид Николаевич сразу заметил в жене непонятную перемену. Ну, прическу сменила, похорошела-помолодела, это понятно: отдохнул человек, накупался, назагорался, вон вся золотистая от загара, но как-то слишком она возбуждена, что-то рассказывает восторженно, громко, без остановки смеется, вся какая-то заведенная.
Посидели, как принято, за торжественным ужином, с гостями «курортницу» встретили, как положено, даже младший сынок Игорек в увольнение приехал с мамой повидаться. А ночью, после того как гости разошлись, вымыли посуду, навели порядок и все угомонились, муж к ней с ласками, а она отговорилась, устала, мол, с дороги и нехорошо себя чувствую.
Ну, что сделаешь, всякое бывает.
На следующую ночь Евгения снова отказала ему под предлогом, что задержалась на работе и устала, действительно, вернувшись очень поздно, почти в двенадцать ночи, только дня через три вроде как и сложилось у них. Да как-то странно – торопливо, без былой страсти и нежности, и она все подгоняла мужа, а после отвернулась на бок и заснула.
Ему бы сразу догадаться, в чем дело, но Леонид Николаевич настолько доверял жене, настолько был в ней уверен и воспринимал себя с ней одним целым – одной любовью и жизнью, что у него и мысли мимолетной не возникло, что у нее случился банальный курортный роман.
Но случился. И не банальный, а страшный, гибельный, разрушительный, накрывший взрывной волной всю семью, как война!
Это был не просто роман, случилась у Евгении безумная, убийственная страсть. Та страсть, которая разрушает все на своем пути. Страсть, от которой умирают.
Объект этой убийственной любви Евгении Борисовны обладал редкой способностью разжигать в женщинах сексуальную необузданность, которую удовлетворял так мастерски, что они теряли всякий рассудок, и этим он привязывал их к себе, разумеется, используя эту их привязанность в своих целях, манипулируя женщинами, потерявшими голову.
Не просто альфонс какой-нибудь, профессиональный молодой красавчик, которых в те времена практически-то и не водилось. Этот мужчина внешне ничего особенного собой не представлял – к сорока годам, невысокий, немного лысоватый, животик, кривоватые короткие ноги и, хоть и мягко выраженная, но все же кавказская внешность.
Он находил себе очередную жертву и так ласкал и распалял ее в сексе, что женщине просто сносило разум и она становилась совершенно невменяемой и зависимой от него, как жертва направленного зомбирования, как сейчас бы сказали.
