– У моего папы было прозвище Ксерокс, – сказала Карина. – Как раз из-за нас с Иришкой. Ты все-таки подумай, – закончила она, почти умоляюще.
– И не подумаю думать, – сказал я, вставая. – Не о чем думать.
– Я хочу умереть спокойно, – сказала она. – Разве ты не хочешь, чтобы я была спокойна, когда…
– И умирать тебе незачем, – ответил я. – Не позволю тебе умирать. Это не в твоей власти. Понятно?
Она неуверенно кивнула. Я спросил у нее, что ей принести в следующий раз. Она сказала, что ничего не надо. Значит, куплю по своему выбору.
На том мы и расстались.
* * *
Я подождал Ирину в фойе. Она пробыла у сестры недолго и вышла какая-то странная – одновременно рассерженная и обескураженная.
– Как все прошло? – спросил я. – Помирились? Предлагаю сразу зайти в супермаркет, поможете мне выбрать для Карины гостинцы.
– Помирились, – буркнула Ирина. – Хорошо, и вам домой купим продуктов заодно. Ч-черт…
– Что случилось? – спросил я. – Вы же сказали, что помирились.
– Помирились, – вновь подтвердила она. – Но она… нет, это просто ни на какую голову не налазит!
Я начал догадываться, что произошло, но решил проверить свою догадку. До супермаркета мы, не сговариваясь, пошли пешком, благо было недалеко.
– Что не налазит? – спросил я.
– Знаете, что она сказала? – ответила Ирина. – Она сказала, что в случае ее смерти я обязана, как она выразилась, быть с вами. Интересно, а мое мнение что, вообще не важно? Тем более не понимаю, почему она решила, что так вот непременно умрет? Я, между прочим, даже предложила донорскую помощь. Уф… я не о том, наверно, да?
– Нет, почему же, – ответил я. – Мне она предложила то же самое.
– И вы… – Ирина глянула на меня с испугом и подозрением.
– Не сдержался и накричал на нее, – пожал плечами я. – Во-первых, я не для того надрываюсь, чтобы она умирала. Надо будет, я наизнанку вывернусь, но ее вытащу.
– А во-вторых? – спросила она.
– А во-вторых, по-моему, любимая женщина не перчатка, чтобы ее менять на другую, если с ней что-то случится, – ответил я. – Простите, Ирина, вы очень красивая, очень привлекательная женщина и готовите прекрасно, но не думаю, что вам было бы приятно, если бы я так поступил, правда?
– Вот я ей в точности то же и сказала, – кивнула Ирина. – Здесь уже не важно, какая я, какой вы. Здесь важно другое. Ну, и, конечно, я не удержалась, прочитала ей мораль о том, что расчет и любовь несовместимы. А она мне припомнила Сеймура и обозвала бессердечной сукой.
– Не сердитесь на нее, – поспешно сказал я, испугавшись, что Ирина из-за слов Карины может… не знаю, может обидеться на Карину. – Она больна, ей страшно, отсюда все эти дикие идеи.
Ирина тряхнула головой в своем «фирменном стиле»:
– Да я не сержусь, я все понимаю… наоборот, Сережа. Я вот что решила – давайте вытаскивать ее совместными усилиями? И когда вы опять будете вместе, она увидит, что ее страхи и подозрения были бессмысленными. Вот тогда-то мы и помиримся по-настоящему. Как вы считаете?
– Полностью с вами согласен, – кивнул я, и мы пошли в супермаркет.
Часть 4
Ветра потерь
Глава 1
Над Москвою тучи ходят хмуро…
– Вас просили зайти к главврачу.
Обычно Василий Владимирович не задерживался так допоздна. Вернее, не задерживался у себя в кабинете – чаще всего он занимался какими-то исследованиями в лабораторном комплексе, и беспокоить его было не велено, а тут, видно, что-то в лесу сдохло… фу, нельзя в онколечебнице такие сравнения употреблять. Даже про себя.
Тем не менее иногда я чувствовал, что во мне просыпается нездоровый цинизм. И меня это пугало. Говорят, люди, достаточно долго пребывающие бок о бок со смертью, постепенно превращаются в циников. Как я уже говорил, циников я не люблю и становиться одним из них совершенно не хочу. Хоть это и модно.
В наше время это качество, что называется, в тренде. Циники заполонили экраны и книжные страницы настолько, что не хочется видеть ни того, ни другого. Почему-то никому не приходит в голову, что циники, в общем-то, несчастные люди, и не важно, вызвана их ущербность цинизмом или наоборот. Мне кажется, что цинизм – это нагноение на душевной ране, которую оставили без обработки.
Впрочем, мои душевные раны не обрабатывал даже я сам. Я считал недостойным носиться со своими глубинными переживаниями в то время, когда Карина так страдает. Я не неженка какой-то, который бежит к психологу, когда его кандидат проиграл президентскую гонку или не удалось купить симпатичный кардиган, потому что не оказалось подходящего размера. По-моему, это чистой воды воспаление эгоизма, и лечить его лучше не у психолога, а если и у психолога, то с применением исключительно народных средств – березовых розог или сыромятного ремня.
С точки зрения «цивилизованного мира» я давно нуждался в услугах психолога, но мне плевать было на эту точку зрения. У нытиков и неженок никогда ничего не выйдет именно потому, что, когда надо прилагать усилия, они ноют. А я не из таких.
– Василий Владимирович, к вам можно? – спросил я, приоткрыв дверь, но не заходя. – Мне сказали, вы хотели меня видеть?
– Да, да, заходите, – ответил доктор. Он слегка охрип, впрочем, при такой погоде простыть было немудрено.
Я вошел. Доктор сидел за столом в полутемном, освещенном только настольной лампой кабинете. «Как в плохих ментовских сериалах, – подумал я. – Или фильмах про зверства НКВД». Впрочем, на столе у доктора в совсем неуставном порядке стояли ополовиненная бутылка «Ред лейбла», вазочка с колотым льдом и розетка с шоколадными конфетами… виски с шоколадом?
Стаканов было два, и один доктор сразу же, не здороваясь, двинул по столу в моем направлении. Я покачал головой и напомнил:
– У меня аллергия на алкоголь. А вот закурить бы мне не помешало.
– Да травитесь на здоровье, – пожал плечами Василий Владимирович, наливая себе виски, – когда я вам запрещал?
Пока я доставал сигареты, он наполнил свой бокал вискарем, бросил в него кубик льда и достал из стола пепельницу. Я подкурил, думая, что до меня у доктора, вероятно, был другой посетитель – в предложенном мне бокале на дне было немного виски. Или он один пил из обоих бокалов по очереди, что, согласитесь, странно.
– Что случилось? – спросил я устало. Наверно, месяц назад приглашение зайти к доктору напугало бы меня до судорог, но теперь…
Теперь я понял, что перестал бояться. Все самое плохое уже произошло. Ничего хуже этого уже не будет.
– Вы ведь собирались зайти к Карине? – спросил он. Я кивнул. – Не поймите меня превратно, но я вам на это разрешения не даю как лечащий врач. В смысле, попросту запрещаю.
