К концу моего пребывания, словно еще одна примета, погода неожиданно для всех взяла и испортилась. Небо заволокло тяжелыми тучами, то и дело срывался дождь, и казалось, подобному поведению природы удивлены даже старожилы.
* * *
Перед бурей, грозой или снегопадом у метеочувствительных людей, которых с каждым годом становится все больше, резко ухудшается самочувствие. Это вполне объяснимо – в окружающей среде происходят изменения, и это отражается на нашем организме. Я, в силу своей «профдеформации», всегда считал человеческую психику чем-то вроде компьютера и вскоре с удивлением отметил, что многие правила, применимые к компьютеру, вполне уместны при описании человеческой психики, а соответственно концепции организации компьютерных сетей неплохо применяются для анализа общественных отношений – и, что самое удивительное, наоборот тоже. Эта находка меня заинтересовала. Пообщавшись на конференции с айтишниками разного профиля, происходившими из разных культур, я еще больше уверился в этом выводе и еще больше этим заинтересовался. Возможно, когда-нибудь я создам стройную теорию на сей счет и, конечно же, опубликую ее… Глядишь, еще и Нобеля отвесят, чем черт не шутит, последнее время его повадились давать кому ни попадя.
Так вот, человеческая психика, на мой взгляд, совершеннейший компьютер, и нам, пользователям, известна лишь малая часть его возможностей. Что вполне справедливо и для «железа» – рядовой пользователь той же операционки «Виндовс» знает о ее возможностях хорошо если десять процентов, и из того, что знает, использует только малую часть. Чтобы в этом убедиться, достаточно просто взять книжицу из разряда «Виндовс для чайников».
А человеческая «операционка» намного сложнее и интереснее, да только мануалы к ней, говорят, находятся в недоступном для рядового ламера месте и охраняются файерволом ну очень высокого уровня
[10]. Не удивлюсь, если там описано, например, как читать мысли или превращать свинец в золотишко. Кто знает, ведь даже с помощью тех вещей, которые созданы нами, мы научились делать не меньшие чудеса. Мыслей, слава богу, пока не читают, но свинец в золото вроде бы уже превратили в синхрофазотроне – правда, пока лишь несколько атомов…
Я не зря сказал о метеочувствительности; раньше я уже говорил о том, что мы удивительно нечувствительны к тем знакам, которые могут предупреждать нас о чем-то, что может случиться. Но даже самый нечувствительный и толстокожий человек порой без причины переживает какое-то странное волнение, какую-то необъяснимую тоску – и как раз тогда, когда неведомые силы его судьбы что-то меняют в привычном течении его жизни.
Тревогу я почувствовал, кажется, на второй или третий день своего пребывания в Сан-Хосе и сначала связал ее со своей тоской по Карине. Я с ней созванивался дважды в сутки по скайпу, чаще не получалось из-за разницы во времени. Она была спокойна, даже весела, много шутила и лишь чуточку тревожилась из-за того, что в «Гекате» к ней отнеслись, на ее взгляд, излишне серьезно.
– Я Василию Владимировичу говорю: «Я же беременна, а не больна», – рассказывала мне она, – а он мне отвечает: «Плохой врач лечит болезни пациента, а хороший – их предупреждает».
– Здравый подход, – комментировал я. Василий Владимирович, которого Карина неизменно хвалила, был главврачом и, как я понял, соучредителем «Гекаты», медицинским светилом и прочая, и прочая. Не довольствуясь рекомендациями Карины, я воспользовался гугл-поиском и тогда успокоился. Профессор Скорняков являлся действительно известной личностью, даром что молод, немногим старше меня. Научные звания и публикации в авторитетных журналах имелись даже в избытке, единственное, что меня смутило, хоть я и понимал, что придираюсь, – это полная тишина вокруг его деятельности со стороны коллег и конкурентов.
Научный, в том числе медицинский, мир кажется непосвященным холодным и стерильным, как лаборатория. На деле же там кипят такие страсти, что впору приключенческие романы писать. Страсти вообще кипят в любом человеческом обществе, от Капитолия до последней помойки, – отчего наука должна быть исключением?
В статьях ученые мужи, тонко иронизируя, поднимают доводы коллег буквально на смех, но оценить это под силу только специалисту. Чтобы понять, что творится в мире белых халатов и стерильных пробирок, достаточно прогуляться по форумам научных и медицинских сайтов. Если бы светила медицинской науки с тем же рвением, с каким они бросаются друг на друга, боролись с болезнями, наверно, мы жили бы вечно и без молодильных яблок. Иногда мне кажется, что наука развивается не благодаря, а вопреки стараниям ученых и все открытия делаются только для того, чтобы доказать сопернику, что он не прав.
А может, я слишком много уделяю внимания тому, что пишут на форумах?
Как бы там ни было, в этом бурном море вокруг корабля под именем «Академик Скорняков» царил полнейший штиль. О коллегах, даже тех, с кем он конкурировал, этот видный специалист ранней диагностики заболеваний отзывался с неизменным уважением; они относились к нему примерно так же – в худшем случае, просто игнорировали, но чаще отзывались не без похвалы, хотя и какой-то… накрахмаленной, как воротничок, – так хвалят вышестоящее начальство, если хотят выслужиться. Общие фразы, без «жара сердца», хотя, может, для ученых людей это норма?
Справедливости ради скажу, что Скорняков являлся не единственным в своем роде – подобных ему деятелей науки можно было найти в любой стране с мало-мальски развитой наукой, но и пересчитать их можно было по пальцам. Никто Скорнякова не ругал, но и восхищались им как-то осторожно. Впрочем, я решил, что просто придираюсь и предвзято отношусь к этому человеку.
Второе, что меня удивило, – это отсутствие в Сети вменяемых фотографий профессора. Возможно, где-то они размещались, но я так и не нашел их ни одним из средств поиска. Это меня скорее удивило, зная, как ученые мужи любят попозировать для собственных изданий по поводу и без. Вероятно, Василий Владимирович был не тщеславен. Настолько, что даже вполне информативная статья Википедии о нем (что, кстати, свидетельствовало тоже в его пользу, я имею в виду – наличие статьи в Вики, причем не только на русском, но и на других языках – английском, немецком, испанском, даже японском и китайском) вместо фото тиснула только его факсимиле.
Для сравнения, статья, посвященная программисту-разгильдяю Сергею Аникееву сопровождалась моей фоткой, взятой из буклета «Медиаэкспо» годичной давности. Вид на ней у меня был… не зря говорят, хотите посмотреть на себя глазами недоброжелателя – посмотрите на фото в паспорте.
Черт! Мне очень хотелось взглянуть на этого Скорнякова. Я представлял себе эдакого типичного ученого-сухаря, высоколобого, с залысинами и глубокими мимическими морщинами. Когда мы читаем чужие тексты, иногда перед нами предстает образ того, кто мог их написать, и такой образ рисовался передо мной, когда я читал публикации этого Скорнякова.
