Галина Ивановна рассмеялась и ловким движением заменила Зиганшину пустую тарелку из-под супа на небольшое блюдо. Рыба идеальной кубической формы полита прозрачным янтарным соусом, а горстка картофельного пюре украшена узором в виде волн и увенчана маленьким помидорчиком и веточкой укропа. Как она успела навести красоту, Зиганшин не заметил и не стал об этом думать, а только с наслаждением потянул носом ароматный парок.
– Благодаря сменной работе у меня много свободного времени, – пояснила доктор. – Я смотрю сериалы, читаю, готовлю всякие изысканные блюда, придумываю рецепты и публикую их в своем блоге. Раньше помогала Томке с детьми, а теперь с внуками. Когда мне маньячить-то?
– Да понял я уже, – буркнул Зиганшин, – вы меня простите, Галина Ивановна.
Он доел божественно вкусную рыбу, а шоколадный торт ему упаковали для племянников в специальную коробочку.
Мстислав Юрьевич понимал, что его присутствие вряд ли приятно Галине Ивановне после того, в чем он ее обвинил, и дальнейшие расспросы могут только сильнее ее оскорбить, поэтому лучше от них пока воздержаться. Ему бы очень не хотелось, чтобы мама Галя подумала, будто он ей не верит и пытается подловить на каких-нибудь несообразностях. Ничего, зато теперь у него развязаны руки, и можно спрашивать всех обо всем.
Выйдя от Галины Ивановны, Зиганшин посмотрел на часы. Время еще рабочее, есть шанс застать товарища Зырянова на службе и побеседовать с ним по душам. Без сладкого надзора Машеньки он, может быть, расскажет что-нибудь интересное.
Для гарантии откровенности Геннадия Анатольевича Зиганшин решил больше не притворяться журналистом. Он показал удостоверение вахтерше на входе в клинику и поднялся к Зырянову, который, по счастью, оказался свободен и мирно пил чай с домашними пирожками.
Решив, что вежливость и деликатность он уже демонстрировал, и без особого эффекта, значит, пришло время суровости, Зиганшин резко толкнул удостоверение Геннадию Анатольевчу прямо в глаза и без приглашения сел напротив.
– Я вел оперативную разработку, – сказал он туманно, – но теперь, к счастью, могу говорить с вами открыто. И подобной же открытости ожидаю от вас.
Зырянов пытался возмутиться, что нельзя, пользуясь гостеприимством честных граждан, проникать к ним в дом под безобидной личиной журналиста и все вынюхивать, но Мстислав Юрьевич поднаторел в демагогии такого рода и коротко парировал, что делал это не для собственного удовольствия, а в интересах службы, цель которой, между прочим, заключается в охране и защите честных граждан. После этой отповеди Геннадий Анатольевич положил наконец свой пирожок и начал отвечать на вопросы.
Он познакомился с Галей в Карабахе. Симпатичная молодая докторица чрезвычайно понравилась ему, он попытался ухаживать, но у нее уже вовсю развивался роман с начальником отряда, и Геннадий Анатольевич быстро переквалифицировал свою влюбленность в хорошие рабочие отношения.
Он считал Галю товарищем по оружию, поэтому, когда ее жених погиб, Геннадий счел своим долгом поддерживать девушку не только на театре военных действий, но и в мирной жизни. Он периодически приглашал ее в театр или в кафе, помогал, если требовалась какая-то мужская работа по дому, и усердно знакомил Галю со своими неженатыми приятелями, хотя у девушки и так не было недостатка в поклонниках. Наконец она призналась, что хочет сохранить верность покойному жениху, и попросила Гену больше не хлопотать об устройстве ее личной жизни.
После его женитьбы на Полине встречи с Галей стали реже, пока не прекратились совсем, хотя он познакомил молодую жену с боевой подругой, и женщины быстро нашли общий язык. Но то ли Галя не захотела быть «другом дома», то ли просто была мудрым человеком и понимала, что мало какой женщине приятно напоминание о неизвестном ей прошлом мужа, то ли решила, что с ней поддерживают отношения из милости, но она очень деликатно самоустранилась, и от прежнего тесного общения остались только поздравления с праздниками.
Когда Полина пропала, Галя пришла на помощь, обзвонила всех, кого могла, чтобы поискам Зыряновой уделили самое пристальное внимание, поддерживала Геннадия в самый острый период, а потом снова как-то незаметно исчезла.
– Знаете, – задумчиво сказал Геннадий Анатольевич, – Галя человек действия. Она не умеет сидеть и пережевывать с тобой тысячу раз одно и то же. Придет, оценит обстановку, сделает все, что от нее зависит, и исчезнет, поэтому даже среди собственных родственников она считается суховатым и холодным человеком. Зато какая-нибудь раскисшая баба, пальцем не шевельнувшая реально, зато смакующая твои невзгоды, почему-то воспринимается как невероятная добрячка.
Зиганшин спросил про Черных и услышал, что именно ей принадлежит почетный титул «друга дома», от которого отказалась Галина Ивановна.
Геннадий Анатольевич познакомился с ней очень давно, когда Ксана была еще студенткой последнего курса, а он – бравым клиническим ординатором, много лет они поддерживали ни к чему не обязывающие приятельские отношения, и только когда Полина пропала, ситуация изменилась.
Черных живо откликнулась на его беду и обещала помогать, поскольку отец у нее был какая-то важная шишка в прокуратуре и имел административный ресурс надавить на ментов, чтобы хоть как-то шевелились, потому что в начале девяностых у них были совсем другие заботы и хлопоты, чем поиск пропавших жен.
В общем, трагедия положила начало крепкой дружбе мужчины и женщины, помехой которой не стала даже Машенька.
Наоборот, Ксана сразу приняла ее и стала опекать, как старшая сестра, а когда у Маши развился невроз и она перестала выходить из дома, помощь подруги стала поистине бесценной.
Так и не сумев создать свою семью, Оксана Васильевна находила уют и радость у Зыряновых и с удовольствием нянчила их многочисленных детей. «Сейчас, – сказал Геннадий Анатольевич, – она больше Машенькина подружка, чем мой друг».
Мстислав Юрьевич попросил еще раз хорошенько вспомнить все обстоятельства исчезновения Полины, предшествовавшие этому дни и даже недели, назвал все фамилии, хоть раз всплывшие при расследовании, и предложил крепко подумать, не было ли в его жизни хоть мимолетного знакомства с кем-то из них. Зырянов шапочно знал Ингу Стрельникову и завкафедрой, а о галеристке только слышал, как о молодой жене кардиолога, с которым у него были слабые приятельские отношения. «Врачей много, но медицинский мир узок», – усмехнулся Геннадий Анатольевич, и Зиганшин ушел от него с твердым убеждением, что собеседник ему если и не нагло врал, то по крайней мере сильно недоговаривал.
Заводить платоническую дружбу с женщиной – странное и дурное дело. Нет, если вы муж и жена, или родственники, или товарищи по работе, то флаг вам в руки, когда любовные, родственные или трудовые отношения обогащаются дружбой – это большая удача. Но просто так дружить с бабой, с которой больше ничего не связывает… Это удел перверзных нарциссов
[3]: рисовать перед дамой красочное полотно своей никем не понятой души не с целью переспать, а просто за ради женского восхищения.
