Зато убийство Светланы выглядит вполне логичным: она лишила жизни Аню, заронила в душу Гали жажду убийства, а теперь купается в деньгах и вообще прекрасно себя чувствует.
«Стоп, Зиганшин, ты соображаешь, о ком думаешь! – перебил он себя. – Ты думаешь о маме Гале, о женщине, спасшей тебе жизнь! А ты теперь бесстыдно препарируешь ее душу! Осади! Только факты, никаких догадок и психоанализа».
Но факты оказались неутешительными. Только Галина Ивановна точно знала, где найти машину Ярослава, а также его привычки. Только она могла залезть в рюкзак Михайловского, не вызывая особых подозрений.
Итак, с первыми тремя жертвами связь очевидна, но в нынешней серии только Стрельникова имеет отношение к Галине Ивановне. Или нет? Галеристка – жена известного в городе врача, может быть, тут причина? Остается завкафедрой химии… Или все наоборот? Пока была возможность прятать тела, она расправлялась с теми, кого действительно ненавидела, но сейчас ситуация изменилась.
В деревне живут люди, и хоронить женщин в доме Реутова становится рискованным. Кроме того, в пятьдесят лет силы уже не те, неизвестно, хватит ли их на то, чтобы выкопать могилу. Уничтожить хочется только Стрельникову, женщину, воплотившую в своей жизни все несбывшиеся мечты. Но следует отвести от себя даже тень подозрения, поэтому прежде надо убить минимум двух случайных успешных и богатых сучек, чтобы направить следствие по версии маньяка. Ну и для подстраховки на всякий случай ненавязчиво предложить кандидатуру маньяка. Именно тонко и ненавязчиво, чтобы следователь почувствовал себя очень умным и не торопился расставаться с прекрасной версией, иллюстрирующей его невероятный профессионализм. Галеристку и завкафедрой не жалко. Они и так получили уже слишком много от жизни, превысили лимит.
Зиганшин скрипнул зубами. Он не хотел погружаться в темную и душную логику серийного убийцы, но уже ничего не мог с собой поделать.
«Человек-родник», – сказал про Галину Ивановну Колдунов. Да, так и есть, это объективно. Она многое давала миру, ничего не получая взамен. Бегала на каких-то дурацких соревнованиях, чтобы поддержать престиж школы, а эта самая школа не дала ей даже маленькой поблажки на контрольной. Спасала людей в зоне боевых действий и не получила даже скромной должности завотделением. Говорят, если ты делаешь добро бескорыстно, оно обязательно к тебе вернется. К маме Гале не вернулось. Она не обрела счастья в семье и детях, ни в чем не преуспела.
Зиганшин вспомнил один свой давний разговор с Русланом. «Понимаешь, дело даже не в нашем мастерстве, – говорил приятель, – не в том, что мы там филигранно вырезали аппендицит или еще что-нибудь заштопали. Человек поправляется, потому что мы передаем ему энергию, и потом эта энергия должна к нам вернуться в виде благодарности. Не обязательно конверт, а просто человек должен почувствовать благодарность и найти способ донести ее до доктора. Может, статью в газету напишет, или пирог спечет, или там носки свяжет, без разницы, но врач должен возместить свои потери. Сейчас этого не происходит, люди не только забирают от доктора энергию, необходимую для выздоровления, но и норовят качнуть еще лишку с помощью жалоб на врача и обращений в прокуратуру. Вот и получается, что доктор дает, и дает, и дает, и у него уже нету, а он все равно дает, потому что планида у него такая, но в конце концов наступает момент, когда, чтобы продолжать жить, надо запитаться. И вот, не получая хорошую и чистую энергию благодарности, врач инстинктивно ищет грубую энергию скандалов. Отсюда пресловутое хамство докторов, и стремление сделать «чем хуже, тем лучше».
Наверное, в какой-то момент Галина Ивановна полностью истощилась, и инстинкт самосохранения толкнул ее на такой жестокий способ восстановиться. «Я столько сделала для людей, и у меня ничего нет, а эти сучки не делали ничего, а все имеют. Хватит, нажились» – логика понятная и прямая, ничуть не хуже, чем у комиссаров революции, которых одно время считали даже героями и называли в их честь улицы, города и предприятия.
Зиганшин поморщился, понимая, что ищет оправдания там, где их нет и не может быть. «С другой стороны, Лев Абрамович убил вон Реутова, а я его вообще не осуждаю… Это была самооборона, необходимость. Убийство есть убийство, и Галине Ивановне оно, может быть, тоже казалось необходимостью. Что ж делать-то, Господи?»
Часть его мозга, ответственная за профессиональную деятельность, уже набрасывала план оперативных мероприятий: снова поговорить с Еленой Сергеевной, расколоть Зырянова на предмет давней связи с Галиной Ивановной, на всякий случай порыскать в окружении мужа галеристки и завкафедрой химии – вдруг всплывет факт знакомства с Карлиной.
Только он не сможет разрабатывать человека, когда-то спасшего ему жизнь…
Что же делать? Например, позвонить Леше и сказать, что ничего интересного в школе не обнаружилось, абсолютно никаких зацепок. Просто совпадение, и то не настоящее, а результат передергивания и подтасовки фактов.
Кныш не станет ничего перепроверять, а наоборот, вздохнет с облегчением и закинет дело о найденных у Реутова останках в самый долгий ящик, откуда оно будет извлечено на свет только если, не дай бог, обнаружится труп Николая. Зато бедняга Михайловский отправится в суд, а потом на зону.
Будут еще жертвы у его молчания. Если Галину Ивановну не остановить, она рано или поздно снова убьет.
Зиганшин откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза и отдался воспоминаниям. Вот Галина Ивановна меняет ему повязку, ощупывает рану, хмурит брови, но, поймав его взгляд, сразу улыбается. Вот она бежит в операционную… Да полно, не может мама Галя быть убийцей, все это глупость и страшный сон!
Или может, потому что врач полевого госпиталя поневоле привыкает к смерти и она перестает казаться исключительно уделом стариков?
Никогда раньше у Зиганшина не было так муторно на душе.
* * *
Вернувшись из роддома, где пришлось дать наркозы сразу на двух кесаревых, Фрида бросилась проверять пациентов в реанимации, в том числе одного новенького, поступившего во время ее отсутствия. Бросать тяжелых больных неправильно и даже противозаконно, но куда деваться, если ты одна на все про все?
Самое смешное, что ты никогда не оправдаешься, если с пациентом что-то случится, пока ты в роддоме, или, наоборот, пострадает роженица, потому что ты не успеешь добежать. Виноваты будут не администрация, не решившая кадровые вопросы, и не правительство, установившее оскорбительно низкую оплату труда медработников, а исключительно ты, рядовой врачишка. Ты должен при полном отсутствии грамотной организации и необходимых ресурсов так извернуться, чтобы всех спасти, иначе горе тебе. По логике, чем выше должность, тем больше мера ответственности, а в медицине почему-то совсем наоборот.
Фрида сделала назначения, убедилась, что все пациенты стабильны, а медсестры на посту, и решила немножко перевести дух.
Сделав себе чашку кофе, девушка накинула на плечи шаль и вышла на крыльцо. Она часто видела, как сосед выходит на улицу и пьет чай, прислонясь к забору, и почему-то захотелось перенять эту привычку, будто стать немножко ближе к нему.
