– Кому что нравится, – миролюбиво заметила Антонина Семеновна, – наше отделение было вновь созданным, как теперь говорят, инновационным, и я туда перешла только потому, что работа все же полегче, чем на неотложке. Но после месяца работы с Таней едва не запросилась обратно. Она сразу стала меня рядить в свои лучшие подружки, как-то резко прикипела.
– Что ж плохого в приятельских отношениях?
– Так просто и не объяснишь… Ну, например, она сразу начала меня баловать. Давай, мол, буду отпускать тебя пораньше. Ну, ок! Потом говорит, раз у тебя дети маленькие, можешь опаздывать. Я снова ок! Целую неделю расслаблялась, хотя и не наглела. А дальше смотрю, она чуть что ко мне с задушевными разговорами пристраивается. И любит-то она меня, и восхищается, какая я молодец, все успеваю. Если бы я была заведующей, а она моей подчиненной, вопросов нет. Но когда наоборот, то это, мягко говоря, странно. Как-то раз я сижу себе спокойно, пишу истории, вдруг Таня мне приносит чай с конфеткой, хотя я ничего не просила у нее. Говорит, ты, наверное, устала, на, подкрепись. А я как раз пыталась сидеть на очередной диете, поэтому чай взяла, а конфету не стала, мол, прости, Таня, но я сладкое не ем. Сказала и забыла, и через неделю на ее глазах съела шоколадку, просто надоело уже себе во всем отказывать. И пошло-поехало! А почему ты тогда не взяла, а сейчас ешь? Может, тебе из моих рук противно брать, поэтому ты солгала, что не употребляешь сладкое? Э, думаю, пора завязывать с этой дружбой. Ну на фиг, лучше буду вовремя приходить на работу, чем отчитываться за каждый вздох. Но было уже поздно! Главное, я готова была на хорошие приятельские отношения, но она буквально мне нож к горлу приставляла, вымогая страстную дружбу. Подарила шарфик, будто петлю на шею надела. А почему ты не носишь? Тебе неприятны мои подарки? У меня плохой вкус? Пришлось каждый день рассекать в этом чертовом шарфе, как дуре, лишь бы Таня не привязывалась. Но все равно она мне покоя не давала. «А почему ты грустная? Что случилось? Это я тебя обидела?» – только и слышно было от нее! Или вот еще: «А давай проговорим!»
– То есть?
– Таня начиталась каких-то психологических книжек, в которых утверждалось, что любые непонятки надо проговаривать. Бррр! Слово-то такое, будто полы вскрывать. Чуть не каждый день она меня мучила: «А почему ты так сказала? А что ты имела в виду? А какие были твои глубинные мотивы? А я вот почувствовала то-то и то-то, потому что в детстве была лишена материнской ласки и ощущаю все острее, чем другие люди». Ну ощущай на здоровье, я-то тут при чем! – в сердцах воскликнула Антонина Семеновна – Если знаешь, что у тебя проблемы, так решай их сама, а не заставляй людей обращаться с тобой бережно и осторожно, как с тухлым яйцом.
– Может быть, она испытывала к вам… эээ… интерес определенного рода? – осторожно спросил Зиганшин, стараясь унять собственный интерес к сексапильной докторше.
– Да нет! В том-то вся и глупость, что весь дикий накал страстей был только ради чистой дружбы, – вздохнула Антонина Семеновна, – причем она так ловко подвела, мол, вот, смотри, я стараюсь, все для тебя делаю, открываю тебе душу, и если ты посмеешь в ответ меня не полюбить, то ты бессердечная сволочь, и ничего больше.
– Я понял, что Татьяна Николаевна была навязчивым и трудным в общении человеком. Но почему вы сказали, что она не годилась на должность заведующей?
– Ну как? У руководителя в приоритете должно быть как заставить людей сделать дело, а не как заставить их себя любить.
– Согласен. А еще что-нибудь можете рассказать о Верховской?
Антонина Семеновна нахмурилась:
– Для своих лет она была достаточно грамотным специалистом. Интересовалась новыми достижениями в нашей области и вообще много читала. И, знаете, ко мне она подлизывалась, но в работе совсем не была бессловесной и робкой, наоборот! Даже удивительно, боялась меня задеть неловким взглядом, а руководству высказывала свое мнение достаточно резко. Я-то сама не ходила на планерки, но многие мне говорили, что Таня слишком много на себя берет.
Зиганшин напрягся:
– Кто?
– Да бог с вами! Откуда я помню через столько лет…
– Конфликты были у нее на этой почве?
– Что-то вертится в голове, вроде бы кто-то сетовал, что Таня дала публичную отповедь какому-то заслуженному доктору, но кто мне это говорил и что за доктор, хоть убейте, не вспомню. Я вообще никогда не увлекалась сплетнями.
Мстислав Юрьевич внимательно посмотрел на собеседницу.
– Антонина Семеновна, – строго сказал он, – пропадает молодая успешная женщина. Не думаю, что в вашем окружении такое случается каждый день, и как бы вы ни относились к Верховской, ее исчезновение наверняка стало серьезным потрясением для вас. Вы ведь наверняка вспоминали всю историю вашего знакомства, какие-то подробности и несообразности. Неужели ничего не показалось вам подозрительным?
– Нет! Абсолютно ничего!
– А с кем она еще дружила, не знаете? Может быть, любовник у нее был?
Антонина Семеновна покачала головой:
– Точно нет! Таня была со мной просто запредельно откровенна, вываливала все, хоть я ни о чем ее не спрашивала.
– И что вы помните?
– Господи, да я старалась вообще ее не слушать! Сплошной поток обид на мать и на все человечество. Сначала я пыталась убедить Таню, что не все кругом враги, но быстро поняла, что это бесполезно. Разумные аргументы она не воспринимала, а для того, чтобы сказать: «Да, конечно, ты права», совершенно не обязательно слушать всякий бред. Но про любовника я бы, наверное, запомнила.
– А она не рассказывала о новых знакомствах? В материалах дела сказано, что она любила посещать научные конференции, может быть, там встретила кого-то, не с романтической подоплекой, так с профессиональной?
Антонина Семеновна покачала головой. Немного поколебавшись, Зиганшин назвал фамилии своих подозреваемых, на всякий случай разбавив их парочкой ничего не значащих имен, и спросил, не упоминала ли Верховская кого-нибудь из них.
Собеседница нахмурилась, то ли сделала вид, будто вспоминает, то ли действительно хотела помочь, и после долгой паузы сказала, что Таня никогда о них не говорила.
Зиганшин не думал, что муж причастен к исчезновению Верховской, но поинтересовался им, чтобы отвлечь Антонину Семеновну от обдумывания предыдущего вопроса. Докторша ответила, что Верховский совершенно заурядный человек и звезд с неба не хватает, но как муж – просто недосягаемый идеал. Он так здорово играл с Таней в ее психопатические игры, что она никогда не жаловалась на него.
Мстислав Юрьевич никогда не считал себя оголтелым мужским шовинистом или сексистом, но вышел из клиники с убеждением, что мир стал бы немного лучше, предоставь женщины работать мужикам.
Мужчины, даже глупые, ориентированы делать дело, а дамы – строить отношения, и страшно подумать, сколько энергии уходит впустую на все эти «кто что сказал» и «как посмотрел».
