– Знаете, Слава, в школе и институте меня считали немножко пришибленной, не от мира сего…
– Неужели? – перебил сосед скорее вежливо, чем удивленно.
– Ну да, посмеивались и не брали в свою компанию, но всегда защищали. А в аспирантуре я наконец попала в команду единомышленников. Так я думала, во всяком случае. Меня любили и ценили, и я чувствовала себя будто в большой семье. Но когда понадобилась поддержка…
Она вздохнула. Кажется, сосед, несмотря на внешнюю суровость, человек доброжелательный, но все же в качестве жилетки его использовать нехорошо.
– Так часто бывает, Фрида. Все эти дружные сплоченные коллективы до первой беды. Пока ты счастлив и благополучен, ты член трудовой семьи, но случись что, тут же остаешься совсем один. Реально крепкие отношения только там, где работают четкие коррупционные схемы.
– Вы думаете? – удивилась Фрида.
– Да что тут думать? Все же на работу люди ходят зарабатывать, а не дружить, а всякая там теплая атмосфера – это обман, иллюзия, которую коллеги создают для психологического комфорта. Особенно от этого страдают одинокие люди, которые действительно видят в коллективе некий суррогат семьи, но в итоге им приходится признать свою ошибку. Впрочем, не слушайте, – усмехнулся Слава, – вы же поступили на новое место, и вдруг там как раз настоящая сплоченная команда, а я вас расхолаживаю. Если на моем жизненном пути преобладали разочарования, это еще не значит, что так же должно быть у вас. Лучше расскажите, что было дальше.
– В общем, дедушка сказал мне: «Фрида, глупо биться в запертую дверь, особенно когда твой дом горит! Прыгаем в окно!» Нашли для меня работу по газетному объявлению, сложили его накопления и то, что у меня осталось от продажи квартиры, как раз хватило, чтобы купить этот дом. Дедушка сказал, что приключения нам не помешают.
– Как в воду глядел, – задумчиво протянул Слава.
Фрида удивилась:
– Что вы имеете в виду?
– Ничего, так. Получается, вам есть где жить в городе?
– И да и нет. Лев Абрамович сдал свою квартиру. Она маленькая, однокомнатная, нам было бы тяжело там разойтись. Я-то ладно, а дедушка привык жить один, и, боюсь, я быстро стала бы его раздражать.
– Ну, если бы вы каждый день ему готовили такое, то не стали бы. Но вообще вы с ним молодцы! Умеете держать удар, – сосед поднялся, – что ж, спасибо за чай. Поеду в школу за нашими домочадцами.
В сенях Фрида все же решилась и спросила про страшную находку на участке Реутова. Слава поморщился, и вдруг показалось, что ему неприятен ее праздный интерес.
– Мне своей службы хватает, чтобы я еще свой нос в чужую совал, – сказал он строго, и Фриде сразу стало стыдно.
– Я просто хотела узнать, вернется ли Николай?
Сосед нахмурился:
– Думаю, Фрида, он больше не побеспокоит вас. Но вы проявляйте разумную осторожность.
Отправив детей в школу, Зиганшин освободил небольшой кусочек свободного места на столе в гостиной, который Света с Юрой плотно завалили своими учебниками и разными тетрадками. «Вот потом из таких детей и вырастают бюрократы, – со вздохом подумал Мстислав Юрьевич, выливая разноцветную воду из стакана для кисточек. Юра вечером рисовал и не убрал краски, – не потому, что для дела надо, а просто они себя уютно чувствуют только в горе бумаг».
Он хотел закрыть краски, но вместо этого взял еще влажную кисточку, поводил ею по ванночке черной краски и прочертил тонкую линию на листе плотной шершавой бумаги.
«А ну-ка!» – налив в стакан свежей воды, Зиганшин, высунув кончик языка, смешал алую краску с охрой, добавил желтого, потом коричневого и не успокоился, пока не получился оттенок точь-в-точь как Фридины волосы.
Трезво оценивая свои художественные способности, Мстислав Юрьевич схематично нарисовал лицо, не озадачиваясь портретным сходством, и принялся изображать прическу, думая, как трудно передать это волшебное сочетание густоты и легкости.
«До Тициана мне, конечно, далеко, но все же… Интересно, у Абрамыча есть портреты внучки?»
Вспомнив деда, Зиганшин поскучнел. Он был прав, что уговорил старика скрыть преступление, но все же топить Реутова в пруду – нехороший поступок.
Совесть еще долго его не отпустит, и неподатливая тяжесть трупа будет вспоминаться в самый неподходящий момент.
«Странно, – подумал Мстислав Юрьевич, – я человек-то говенный, и есть много дел, за которые мне должно быть реально стыдно, а мне по фигу! А тут поработал ради хороших людей, но сижу и мучаюсь. Слушай, совесть, а как по-другому? Передачи таскать Абрамычу в тюрягу, а малахольную Фриду взять к себе в дом? Не вариант ни разу. Или надо было на себя свалить? Ага, а о Свете с Юрой кто бы заботился, пока бы я сидел? Мама? Смешно… Прости, Николай, что лишили тебя достойного погребения, но иначе никак».
Зиганшин вздохнул. Договариваться с совестью – бесполезное занятие, единственное, что помогает, – это работа. Надо вычислить этого чертова Человека дождя. Может быть, если получится оправдать Михайловского, на душе станет легче, в конце концов, именно их с Львом Абрамовичем преступная деятельность помогла вырвать у земли надежно спрятанную тайну.
…Утопив тело Реутова, они поехали к Зиганшину отмываться и отстирываться. Слава богу, Мстислав Юрьевич в свое время не пожалел денег на сушилку, и Лев Абрамович смог вернуться домой в своей одежде, не возбуждая у внучки лишних подозрений.
Расходясь, они обещали друг другу лечь и выспаться, но, естественно, не сомкнули глаз и с трудом дождались полудня, срока, который наметили себе, чтобы пойти к Реутову и удивиться открывшейся в сарае картине.
К удивлению Зиганшина, Лев Абрамович, прежде чем идти, придумал легенду, что они хотели договориться о мелких работах в огороде, и так тщательно гонял подельника, будто их собирались забросить во вражеский тыл.
Впрочем, у правоохранительных органов не возникло к ним вопросов.
Мстислав Юрьевич позвонил Леше Кнышу, чтобы тот подъехал и сразу взял дело себе, поскольку найденная новогодняя гирлянда указывает на связь останков с Человеком дождя.
Злой Кныш ожидаемо ответил, что после этого Зиганшин ему больше не друг, и вешать на себя дикий геморрой в виде скелетов неизвестно кого, умерших неизвестно когда и непонятно как, на основании одного только елочного украшения – поступок, достойный камикадзе, а не разумного человека.
Чтобы утолить его боль, Мстислав Юрьевич обещал всецело помогать на общественных началах, на что Кныш плюнул ему под ноги и процедил: «Уже помог, спасибо!»
Зиганшин не обиделся, зная, что есть раны, исцелить которые способно только время.
Главное, Леша делился с ним информацией, и за это можно было простить ему грубость.
После того как судебные медики и криминалисты изучили захоронение, выяснилось, что в сарае Реутова покоились тела не одного, а троих человек. Предстоял еще лабораторный и рентгеновский анализ, но визуально по строению костей и состоянию зон роста можно было утверждать, что останки принадлежат взрослым женщинам, скорее всего, не моложе двадцати пяти – тридцати лет.
