– Ой, Митя, там такое… Прилетело семейство, и началось! Папа Михайловский с детства не приучен к реалиям жизни, весь в науке, а жена – просто овца, больше ничего. Оба искренне считают себя небожителями, и покамест кроме возмущения, как тупые менты посмели привязываться к их царственному ребенку, я ничего толкового от них не слышала.
– Ну так, может быть, они с другими небожителями порешают?
Галина Ивановна покачала головой:
– Не тот уровень. Я уж им говорила, давайте действовать, нет времени ждать, когда вас попустит вся боль русской интеллигенции, но толку пока ноль. Митя, если бы у меня были деньги, то я сама бы наняла адвоката, но увы… Я простой хирург экстренной помощи, и всех моих накоплений хватит только на какого-нибудь придурка.
Мстислав Юрьевич сказал, что тут бывает трудно угадать. Молодой неопытный адвокат может провести дело гораздо лучше, чем его маститый коллега.
– В конце концов, я сам тоже юрист, – усмехнулся он, – и всегда посоветую вам сменить адвоката, если увижу, что он не справляется с работой.
– Вы собираетесь и дальше следить за нашим делом?
– А как же? Предстоит искать доказательства невиновности Ярослава или хотя бы факты, которые поставили бы под сомнения найденные следствием улики. Адвокат сам не станет этим заниматься, он предложит вам нанять частных детективов, а их услуги стоят дорого.
– Насколько дорого?
– Для вас бесплатно. Я сейчас как раз пошел в отпуск и займусь…
– Но, Митя…
– Больше того, закон не поймет, если я стану действовать за вознаграждение.
Галина Ивановна закрыла глаза рукой, и Зиганшин с тревогой подумал, что она снова сейчас заплачет.
– Но я не могу это принять… У папы Михайловского есть деньги, – сказала она глухо, – а вы будете тратить свое время просто так, зачем? Слишком уж большая цена за то, что когда-то я наложила вам пару швов.
– Немножко времени за шестнадцать лет жизни небольшая цена, – буркнул он, – отказа не приму, Галина Ивановна. Другое дело, если вы сомневаетесь в моей компетентности, но я дам вам координаты людей, у которых вы сможете навести обо мне справки. Но без ложной скромности, я хорош! В конце концов, дослужился до подполковника в тридцать шесть лет.
– Да? Молодец, – улыбнулась мама Галя, и ее некрасивое лицо совершенно преобразилось.
– Я понимаю, вам неинтересно обо мне знать, – хмыкнул Зиганшин, – кем я стал, раз вы не помните, кем я был раньше. Просто привожу свое звание как свидетельство того, что я не полный дурак.
Галина Ивановна нахмурилась и внимательно вгляделась в его лицо:
– Нет, не помню. Вот если бы вы мне сказали, куда вас ранило, а еще лучше показали рубец…
Убедившись, что на них никто не смотрит, Мстислав Юрьевич передвинул стул так, чтобы оказаться лицом к стене, и оттянул ворот футболки, открывая свой рубец на правой стороне груди.
Когда-то шрам был плотным и багровым, но потом побелел, истончился, и Зиганшин редко о нем вспоминал.
– А, ну конечно! – торжествующе вскричала Галина Ивановна, и Мстислав Юрьевич поспешно привел себя в порядок. – Господи, солдатик! Конечно, я тебя помню! У тебя осколок застрял в двух миллиметрах от сосудистого пучка, а такое везение редко случается. Не иначе, как Бог свою руку подставил в последнюю секунду. Даже в наносекунду, наверное. Еще чуть-чуть, и тебе бы перебило подключичную артерию, и все. Остался бы на месте лежать. А второе чудо, что осколок все же не проткнул тебе сосуд во время транспортировки и на операции за счет вторичного смещения. Санитары – молодцы, да и я тоже молодец иногда бываю.
– Ничего себе, – поежился Зиганшин, – а я думал, ранение неопасное, раз не в живот. Я ж даже сознания не терял.
– Тогда к чему весь этот пафос насчет спасенной жизни? – засмеялась мама Галя.
– Ну не моей конкретно. Какая разница, все мы там были.
Они посидели немного в тишине.
– Слушай, а ты же все письма писал своей девушке, если я ничего не путаю? – наконец сказала Галина Ивановна.
– Не путаете.
– Ну да, целыми днями писал, еще бумагу у меня выпрашивал. Как, дождалась она тебя?
Мстислав Юрьевич покачал головой:
– Она уже вышла замуж, когда я вернулся.
– Вот зараза!
– Знаете, там такой жених нарисовался, что я не сержусь. Владимир Иваницкий, может, слышали?
Галина Ивановна присвистнула.
– Так твоя бывшая девушка – мадам Иваницкая? Красавица из красавиц… Хочу сказать, губа у тебя не дура.
– Ну а то, – улыбнулся Зиганшин.
Договорившись быть на связи и сразу сообщать друг другу обо всех новостях насчет Ярослава, они попрощались, и Мстислав Юрьевич поехал забирать мать и племянников из Мариинского театра.
В честь начала учебного года мама решила порадовать детей и устроить им праздничные выходные. В пятницу – спектакль в Мариинке, в субботу – Эрмитаж, а в воскресенье, так уж и быть – кино.
Мстислав Юрьевич немного тревожился, что уезжает на три дня, оставляя Льва Абрамовича с Фридой, но те успокоили его, мол, теперь, когда они знают, на что способен Реутов, будут проявлять максимальную осторожность. Продуктов у них полно, погода плохая, выходить из дома особенно не за чем, запрутся и станут себе валяться на диване и читать.
Зиганшин не то чтобы соскучился по своей городской квартире, но все же время от времени надо напоминать маме с ее новым мужем Виктором Тимофеевичем, что хозяин тут он, а не они и лишняя ночевка будет кстати.
Он договорился с Виктором Тимофеевичем, что тот утром выведет собак, и с наслаждением предвкушал долгий сон, чтобы встать, когда уже совсем невыносимо станет валяться под одеялом, а не по звонку будильника и не от того, что тебе в лицо тычется холодный мокрый нос.
Потом он хотел повидаться с Русланом и Лизой, а может быть, поговорить еще с Колдуновым, чьему опыту и чутью сильно доверял. Вдруг хирурги вспомнят что-нибудь важное, что можно будет трактовать в пользу Михайловского?
В общем, планов было море, но, войдя в квартиру, он встретил укоризненный взгляд Найды, которой городские интерьеры пришлись явно не по вкусу.
Мстислав Юрьевич погладил ее, надеясь успокоить, но неожиданно сам разволновался и никак не мог унять тревожное сосущее чувство.
То ли воспоминания были виноваты, то ли беспокойство за беспомощных дедушку и внучку, но Зиганшин, расцеловав всех домочадцев, схватил со стола пирожок с капустой, позвал собак и отправился в обратный путь.
Он выехал из города поздно, уже совсем стемнело. В темном пасмурном небе не было видно ни одной звезды, и за исключением нескольких метров дороги, на которые падал холодный свет фар, его окружала тьма.
