Жители Рублевки, успевшие выбраться на поверхность из замаскированного под неприметный холмик жерла подземного хода, заметили йети. Видно было, как Корнилов и Носов их успокаивают.
Хрум, с присущей ему тактичностью, не стал приближаться к напуганным людям. Он остановился, помог Томскому спуститься на землю, взглянул на Шестеру и побежал в сторону видневшегося на горизонте леса.
– И опять ты выкрутился, Толян! – Корнилов поспешил навстречу Томскому, оставив свою команду на попечение Стука и Бронкса, получившего право быть одной из «правых рук» Юрия. – Можешь не вдаваться в подробности своего чудесного спасения. Вездеход нам все рассказал о твоем дружке – снежном человеке – и о Шестере. Девять жизней у тебя, чертов анархист, и друзей ты себе подбирать умеешь.
– Не считал жизни. Но точно – больше девяти, а насчет друзей – ты прав, с ними мне везет, – улыбнулся Томский. – Как добрались?
– Не жалуюсь. По пути нашли несколько схронов Садыкова. Запасливый был мерзавец. Теперь у нас есть все, чтобы добраться до Москвы. С голода не помрем, а если придется отстреливаться, оружия и боеприпасов – завались.
Томский увидел двоих гастов, которые тащили новенькие складные носилки – с хромированными ручками и оранжевым брезентовым лежаком.
– Это для меня?
– Ага. Путешествовать на автожире, конечно, быстрее, но, как ты уже заметил, опаснее. Теперь будешь передвигаться медленно, но верно. Эй, Прокофьев! Ты где запропастился?
– Здесь я. Здесь.
Людвиг успел сменить халат на новый защитный комбинезон с множеством накладных карманов, раздувшихся от их содержимого. Кроме того, очкарик принес пластмассовый чемоданчик с наклейкой, изображавшей красный крест.
– Вам, товарищ Томский, сейчас лучше всего принять горизонтальное положение. Укладывайтесь на носилки, а я осмотрю вашу ногу. Так-так… Ай-я-яй!
– Плохо дело? – поинтересовался Толик.
– Хуже некуда. – Ученый раскрыл чемоданчик, вооружился скальпелем и несколькими взмахами отхватил изодранную в клочья штанину. – Еще день-два – и гангрена была бы гарантирована. Вам, голубчик, повезло. Оказались в самых надежных руках, какие можно было бы отыскать в этих забытых Богом местах. Медицина потеряла во мне прекрасного хирурга. Скажу без ложной скромности: черту, разделявшую простого ботаника и гения, я давно пересек. Разобраться с вашей ногой – дело плевое, доводилось мне, братцы, решать задачки и посложнее.
Томский и Корнилов переглянулись, обменялись улыбками. Людвиг продолжал трепаться о своей гениальности, не замечая, что его уже никто не слушает.
– Что там с Жуковкой? – тихо спросил Корнилов.
– Нет больше Жуковки. Ничего больше нет. Перестала быть географической точкой. Только бетонное крошево…
– Гм… Крошево, говоришь… Ну, на мой взгляд, этим и должно было закончиться. Если бы всю катавасию не заварил Рамзес, обошлись бы без него. Год-два – и перегрызли бы друг другу глотки. Лично я ничего не потерял. Рассуждая философски, Метро и устояло только потому, что было больше похоже на модель крякнувшего мира. Никакого более или менее четкого разделения. Ни белого, ни черного… Все попытки создать идеальное общество заканчивались большими потрясениями и большой кровью.
– По-твоему, выходит, что нам надо плыть по течению. – В Томском проснулся свободолюбивый анархист. – Нет, Юра. Все-таки пробовать создавать идеальное общество нужно. Мечтать о нем – тоже. Иначе мы превратимся в животных, которым бы только жрать да спать.
– Нужно и мечтать. Но осторожно. Помнить о том, что мечты могут стать реальностью, и тогда…
– Товарищ Томский, вам теперь надо хорошенько отдохнуть, – объявил Прокофьев, закончив накладывать повязку. – Сейчас я вам сделаю укол, вы уснете.
– Еще пару минут. – Толик приподнялся на носилках, увидев идущего к ним Вездехода. – Даже после укола не смогу уснуть, если не поговорю с моим другом. Ну, Колян, рассказывай подробно, что там с Леной, сыном. Да и со всей нашей станцией.
– Нормалек, Толик, как я уже говорил, нормалек. Лекарство подействовало. Эпидемия отступила. Выздоровели даже те, кого уже записали в покойники. Пацан твой здоровехонек, жена пока слабая, но уже на ногах. Я, как только убедился, что все в порядке, – сразу обратно. Встретил Шестеру, а потом и Хрума. А уж как они нашли тебя, знают только их мутантские головушки. Такие дела. – Носов многозначительно помолчал. – Ну и Русаков тоже без тебя как без рук. Наказал тащить тебя на станцию Че Гевары за шкирку…
– Договаривай, Коля. По глазам вижу – есть еще новости.
– Ничего конкретного, Томский. Я спешил вернуться и знаю только одно: красные зашевелились, и зашевелились они всерьез.
– Ну, не в первый и не в последний раз. Шевелиться да барахтаться – для них обычное состояние. Доберемся – разберемся. Делай свой укол, Прокофьев.
Томский уже засыпал, когда к Корнилову пришла новая делегация: Бронкс, Телещагин и однорукий Борис зачем-то привели Алину Разину. Возглавлял процессию Степан.
– Ну, просто не знаю, что мне с ними делать, – развел он руками. – Замыслили какой-то приятный сюрприз. Говорю я вам: мне сюрпризов уже вот так хватило!
– Что за сюрприз?
– Товарищ Корнилов! – Бронкс положил руку на плечо Кальмана. – Тут мы с Сережей посоветовались… Надо нам с ним на базу к Борису заглянуть. Кой-чего принести. Отпусти. Ну, и пару человек в помощь дай.
– Ого! С Сережей? А вы, никак, подружились!
– Вообще-то, Бронкс – парень мировой, – кивнул Борис. – Бог рэпа.
– Что верно – то верно, – закивал головой Кальман. – И потом – он доказал, что ему можно верить.
– А при чем тут рэп? – спросил Юрий.
– Дело, собственно говоря, не в рэпе, – вступила в разговор Разина. – Просто в благодарность за спасение мы хотели бы…
Сон наконец одолел Томского. Он так и не узнал, чего хотела примадонна.
Впервые за все время своего путешествия в Жуковку, Анатолий спал без сновидений, крепко, зная, что находится под бдительной опекой верных друзей.
Проснулся Толик от того, что ему было жарко. Оказалось, что его укрыли несколькими одеялами.
Томский открыл глаза, с удивлением увидел над собой не небо, а черные от копоти потолки столовой, расположенной на третьем ярусе бункера, в котором жили турбинопоклонники. Потом услышал голос Бронкса, который что-то доказывал Кальману.
Анатолий привстал. Столы были отодвинуты к одной из стен. Из них соорудили что-то вроде помоста, на котором среди расставленных в несколько рядов аккумуляторов суетились Борис, Бронкс и Кальман. Когда вынесли стойку с микрофоном и к ней подошел Бронкс, Толику стало понятно, о каком сюрпризе шла речь. Они решили дать концерт! Томский оглянулся. В зале яблоку негде было упасть! Жители Жуковки и принявшие их обитатели Власихи, стараясь не шуметь, дожидались представления.
