– Безусловно, – отозвалась дочь Сотера с легким смешком. – Иначе вас бы здесь не было. В этом доме. – Она выделала предпоследнее слово. – Как вам удалось проникнуть сюда?
Она не подала мне руки и не позволяла приблизиться к ней даже на полшага. Это получалось у нее весьма естественно и непринужденно. Неискушенный визитер не заметил бы ничего необычного, посчитав ее хитрые маневры всего лишь привычным поведением женщины, воспитанной в особой культурной среде. Где считается неприличным подходить близко к мужчине и, тем более, касаться его.
– Долгим и сложным путем.
Ее не удивил мой ответ, больше того, она выглядела довольной моей откровенностью.
– Тогда какова истинная цель вашего визита?
– Хотел познакомиться с последней из Птолемеев.
И снова в моих словах не было ни капли лжи.
Амина блеснула темными глазами:
– Ваше любопытство удовлетворено?
– Частично. А ваше?
Ее смех прозвучал тихо и сдавленно, как будто она пыталась загасить в себе любую нотку веселья.
– Аметил…
– Просто Мэтт.
– Хорошо. Мэтт. – Ее улыбка стала немного радушнее. – Прошу, садитесь.
Она указала на резную каменную скамью. Опустилась напротив.
Ворот ее платья, прошитый золотой нитью, чуть сдвинулся, и там, где он касался кожи, я заметил тонкую полоску, натертую металлической вышивкой.
Теперь нас разделял стол из яшмы.
– Можете называть меня Амина, – произнесла женщина благосклонно.
Ей определенно пришлась по вкусу моя манера общения.
– Амина, вы знаете, что на одном из островов Полиса сохранена гробница Птолемеев? Вы не хотели бы перевезти туда останки вашего отца?
– Я думала об этом. Но мой отец не любил Полис.
– Почему?
– У него были на это свои причины. Но вы спрашивали про мое любопытство. – Она подалась вперед, впервые за время знакомства сокращая расстояние между нами. – Нет. Оно не удовлетворено.
Я заметил, как ноздри ее дрогнули.
– …Кто ты?
– Сейчас, пожалуй, путешественник.
– Александрия не лучшее место для туризма. Опасное. Жестокое… – Амина вновь прикоснулась к шее под ухом, я разглядел на ее запястье тонкий рисунок, нанесенный хной. Какой-то сложный узор.
– Знаю. Но это не уменьшает ее привлекательности для меня.
Мы могли еще долго перекидываться вежливо-обтекаемыми фразами, притворяясь, изучая, рассматривая друг друга.
– Я знал вашего отца. Вернее, знал его недостаточно долго. К сожалению.
Приятная улыбка исчезла с лица Амины, игра закончилась.
– Я не уничтожила тебя сразу только потому, что еще никто не проникал в мой дом через мир снов, – произнесла она властно. – Мне действительно любопытно, кто ты такой.
Жестом, знакомым любому дэймосу, я поднял руки, показывая ей открытые ладони, и едва ее взгляд задержался на них, мои кисти обтянули перчатки. «Ни на что не претендую, ни к чему не прикасаюсь».
– Значит, ты дэймос, – произнесла она с жесткой усмешкой. – Кто бы мог подумать?! Твои невинные глаза могут ввести в заблуждение кого угодно.
Потолок над головой ушел вверх. Круглые лампы превратились в мутные рыбьи глаза.
– Если бы мы были похожи на убийц и маньяков, госпожа Амина, нас бы переловили, не успели бы мы выйти из дома.
– Но ты замаскировался слишком хорошо. Настолько, что тебя не опознают даже свои. Может быть, это не прикрытие, а твоя основная суть?
– Ты знаешь, что такое перековка?
– Знаю. – Она скрестила руки на груди, и я заметил, как кончики ее пальцев отбивают на предплечьях легкую, нервную дробь.
– Не уверен. Иначе ты бы четко представляла, что я не могу вернуться к прежней жизни.
Амина молчала. Внимательно рассматривая меня. Настроение ее изменилось. Вместо ироничной снисходительности всколыхнулось резкое недовольство и нечто похожее на тревогу.
– Ты не понимаешь, с кем затеял игру, – сказала она тихо.
Да, я пока не представлял, кто передвигает фишки на этом поле, но мне бы очень хотелось узнать. И если задать правильное направление, Амина выведет меня в нужную сторону.
Мне всегда нравились опасные противостояния, в которых нужно получить от партнера как можно больше информации, действий, услуг, затратив минимальное количество собственных ресурсов. Как говорил Феликс, лучше спрашивать, чем отвечать, и обвинять, чем оправдываться.
– Я вижу, ты проверяешь меня, – продолжила женщина. – Пытался приблизиться, прикоснуться, смотрел, как я отреагирую…
Если бы я был крадущим, танатосом или мороком, она бы не общалась со мной так. Пятьдесят лет назад в моей работе требовалась поддержка Феликса, который хватал жертву, пока я отвлекал ее на краткое время. Теперь в одиночку я мог овладеть вниманием любого человека или сновидящего полностью.
Она молчала. Я видел, как хочется Амине быть откровеннее со мной. Осторожность ее подтаивала с каждой минутой моего ненавязчивого влияния. Я понравился ей.
– Ты морок?
– Искуситель.
Дочь Лонгина прикрыла глаза с ироничной усмешкой.
– Я могла бы догадаться и раньше. Редкий дар. Кто тебя учил?
– Тенебрис Мелисса, – произнес я без малейших колебаний. – Она сейчас в тюрьме для дэймосов.
В этом тоже было свое искусство – чередовать маленький фрагмент лжи со щедрой порцией правды.
– А ты вышел.
– Я согласился на перековку. Она – нет.
Амина уже знакомым мне жестом прикоснулась к шее под ухом.
– Он бьет тебя? – спросил я с мягким участием.
Она сузила глаза, глядя на меня с недоумением.
– Твой муж, – пояснил я.
Дочь дэймоса рассмеялась, запрокинув голову, весело, беззаботно, безудержно. Ничего общего с ее реальным придушенным смехом.
– Ты просто неподражаем в своих предположениях, – произнесла она наконец, отдышавшись. – Конечно нет. Он никогда не посмеет поднять на меня руку.
– Тогда кто оставил синяк на твоей шее?
Улыбка стерлась с ее губ, взгляд стал цепким и продирающим, словно колючая проволока.
– Я могу вернуть его, – сказала она с прежней жесткостью. – …Твой дар.
Я усмехнулся недоверчиво, хотя ее слова порядком удивили меня.
– До меня доходили слухи, что можно вылечить покалеченных, заблокированных, истощенных дэймосов. Но исцелить перекованного…
– Для меня это реально.
