* * *
На верстаке передо мной варёная картошка, которую я разминаю с солью, а Мусенька поливает сверху пахучим постным маслом.
Ложку я держу в правой руке, а в левой, как и положено по этикету, бифштекс.
– Ты ешь, давай, – подбадривает меня девочка. – А то смотреть на тебя больно – кожа да кости. И в чём только душа держится!
Уговаривать меня не надо – до обеда ещё далеко, а завтрак был давно. К тому же физические нагрузки, которым я подвергаю своё тщедушное тело на ежедневных тренировках, успешно пережигают калории, получаемые в столовой. И каши, и борщи, которыми потчуют учлётов и технический состав, не отличаются заметным содержанием белков. Попросту говоря, мясным нас не балуют. Даже хлеба выдается определённое количество кусков. А растущий организм требует своего, отчего сытым я себя чувствую только первый час после приёма пищи. Потом всё куда-то проваливается и начинается «подсос».
– Вот эти два варёных яичка скушай за ужином, – гостья выкладывает на верстак свёрнутый из бумаги кулёк. – А маслица на хлеб намажь за завтраком! – передо мной стеклянная баночка, накрытая бумажкой, перетянутой вокруг горлышка шнуром. – Хлеб вот, – из сумки появляется каравай, какие моя супруга пекла со счёту раз в жизни – обычно на свадьбы детей и внуков. Это нечто роскошное, не черствеющее несколько дней и вкусное настолько, что есть его можно, словно конфету. – Не забудь пополдничать. Икры баклажанной держи, – ещё одна банка, побольше. – Сало вот, если внезапно проголодаешься, лук, чеснок, помидорки. Колбаски домашней колечко. А это борщ. Разогрей его паяльной лампой сегодня же и съешь. Творожок вот тут и сметанки немного к нему, – на верстаке появляется закрытый той же бумажной обвязкой гранёный стакан.
Сосредоточенно работаю челюстями и послушно киваю. А сам думаю: вот, оказывается, с каких пор радость моя такая заботливая – с малолетства, считай. Она всегда отлично готовила и кормила меня хорошо. Сейчас, когда мы совсем дети, она, не зная ничего о будущей совместной жизни, кажется, уже положила на меня глаз. А может, просто пожалела? Мне без разницы.
Подруга моей прошлой жизни сейчас худенькая девчонка… что я говорю? Не худенькая она. То есть – это чисто возрастное оттого, что в этом возрасте, в одиннадцать лет, у девочек начинается бурный рост в длину – до десяти сантиметров могут прибавить за год. Вот и Муся не успевает с наращиванием поперечных размеров, отчего выглядят ужасно худосочной.
На ней сатиновые шаровары и тенниска – трикотажная рубашка с отложным воротничком, но не расстёгивающаяся до конца, а надеваемая через голову. Вещица эта для села нехарактерная и по нынешним временам не дешёвая. С другой стороны, до города отсюда недалеко – местные за день успевают обернуться на рынок и обратно на тех самых трамваях, которыми ездят наши аэроклубовские. И еще эта тенниска очень ей к лицу. Косичка у Мусеньки за спиной коротенькая, заплетённая лентой. Ну и сама она такая хорошенькая, что так и хочется потискать.
Тем не менее, голова моя занята анализом появления баклажанной икры – май месяц на дворе. Рано для баклажанов. Конечно, готовая икра могла сохраниться с прошлого урожая, если была в горячем виде закатана в стеклянную банку. Стеклянные банки в обиходе встречаются. А жестяных крышек и закаточных машинок я по прошлой жизни в это время не помню. Хотя в семье-то я не жил – многое ли видел из домашнего хозяйства? Замну, наверно, этот вопрос, тем более, что милая моя начала расспрашивать об устройстве самолёта и почему он летает.
И от этого стало как-то спокойнее на душе. Перестала глодать досада за бестолковый разговор с отцом Николаем, угасла обида на беспечных чекистов, даже намерение переквалифицироваться в контрабандиста начисто вылетело из головы. Меня всегда успокаивали два процесса: общение с Мусенькой и самолёты. Так что буду спокойно ждать, пока подрасту и смогу пойти в военное лётное училище, занимая оставшееся до этого время своими любимыми летательными аппаратами тяжелее воздуха и дружбой с этой девчонкой.
– А ты прокатишь меня на самолёте? – вырывает меня из задумчивости тихий голос.
– Прокачу, конечно. Вечером сделаю кружок над вашим домом, сяду за околицей и дождусь тебя. Только пальтишко прихвати – там, наверху, сильно дует. Шлем для тебя я возьму.
Потом провожаю гостью до края аэродрома и смотрю ей вслед – ладно она бежит, сверкая голыми пятками. Так бы и стоял, не отводя взора. Но нужно возвращаться к работе. Погода лётная – машины должны быть заправлены и осмотрены. Хоть учлёты и сами занимаются простейшим обслуживанием техники, но без присмотра эту группу оставлять нельзя – зелёные ещё. И ещё мне нужно немного подмарафетить свой аэроплан – он же у меня одноместный.
* * *
Немного места есть позади пилота под бензобаком. Вот туда и сдвигаю я сидячее место, защищая пассажира от ожога о горячий мотор спинкой кресла. А для себя кладу спереди только подушку другого сиденья от всё того же раздербаненного моими трудами У-1. То есть подруге придётся принять меня в свои объятия, обхватив со стороны спины, как обычно прижимаются к мотоциклистам их зазнобы. И, да, реально пространства здесь очень мало: будь мы взрослыми – вдвоём бы не поместились.
Рабочий день тем временем завершился. Самолёты укрыты чехлами или спрятаны под крышу. Народ расходится – кто домой, кто в казарму. А я запускаю двигатель, немного прогреваю его и почти от ворот ангара наискосок взлетаю – за небом или лётным полем сейчас никто не смотрит. Высоты особо не набираю – мне садиться через четыре минуты. Вот балочка с развилкой дорог на выезде, поле и окраина села – тут за огородами проходит дорога, по которой жители ездят редко – она не разбита, а только намечена промятой травой. Спокойненько сажусь, не делая круга над домами – меня тут уже ждут.
Упаковываю девочку в суконное пальто, оборачивая колени длинными полами, а привязные ремни прилаживаю поверх нас обоих, перекрестив их за своей спиной. Немного неудобно, но жить можно. Взлетаем.
– А для чего служит палка, за которую ты держишься? – следует вопрос буквально через минуту.
Объясняю, что я ею рулю, сопровождая свои слова демонстрацией.
– А зачем педали?
– Ими можно поворачивать самолёт. Но обычно ими только немного помогают – то есть слегка доворачивают, – снова показываю. – А для поворота нужно наклонить машину в ту сторону, куда тебе надо, и немного потянуть ручку на себя, будто хочешь приподнять нос.
– Как на велосипеде, – радуется Мусенька.
– Ну, не в точности, но кое-что общее есть.
– Надо же, как всё просто! Дай мне попробовать – я справлюсь.
– Ладно. Но я буду держать тебя за руки – не вырывайся.
Садимся, меняемся местами. Вот незадача! Где же были мои мозги? До педалей-то я, сидя позади, никак не дотягиваюсь. Да и руки могу держать только за локотки. А Муська поддала газку и катит по полю, удерживая хвост оторванным от земли. Я ни жив, ни мёртв – не знаю, как вмешаться, как поправить ошибки… но ошибок нет. Сбросив газ, девочка замедляет бег самолёта, плавно опуская хвост.
