Я вообще постановил себе ничему не удивляться, потому что изумление моё перевалило за все мыслимые пределы. Так что вопросы оставил на свободное время. Скажем, в лётной столовой выяснилось, что мои новые сослуживцы носят форму морских офицеров. Только мы с Мусенькой сухопутные майоры. Ведь до этого я видел их в зимних лётных комбинезонах, на которых погон нет. А капитан Никитин с момента нашей с ним первой встречи на лётном поле под Архангельском успел переодеться в чёрное.
Ещё одна новость – оказывается, я здесь не член экипажа, а просто гость, выполнивший работу перегонщика, – два самолёта, которые мы сюда привели с моей радостью, резервные. А вся авиагруппа этого корабля состоит из десяти лётчиков и десяти боевых машин.
Но гостить нам здесь придётся ещё некоторое время, пока не завершится боевой поход, о целях которого нас никто не поставит в известность, потому что не положено. Поэтому все на корабле будут рады нас видеть в столовой лётного состава трижды в сутки, а в остальное время желательно, чтобы мы не путались ни у кого под ногами.
– Понимаешь, – объясняла мне вечером Мусенька в гостевой двухместной каюте, которую мы с ней заняли, – сначала у нас с Николаем Герасимовичем возникла идея построить авианосец вместо линкора «Советская Белоруссия», который был заложен в Молотовске, что неподалеку от Архангельска. Но товарищ Сталин ответил, что это недостаточно взвешенное решение и что нам стоит поискать для подобных экспериментов что-нибудь попроще и менее дорогостоящее. Вот тут мы и вспомнили о лидерах эсминцев – они ведь довольно длинные. А главное – скорость у них почти сорок узлов, что на сухопутный счёт больше семидесяти километров в час. Это очень важно и для взлёта, и для посадки.
Поэтому мы и подумали, что лидер – очень удачная платформа для посадочной палубы. Лидеры, все, что были, перед самой войной перегнали на Белое море и пару штук начали переделывать. Убрали артиллерию и торпедное вооружение, сняли мины и вообще, почти всё, что загромождало палубу, вывесили трубы и лёгкую надстройку за правый борт, а вровень с баком настелили палубу, подперев её снизу на манер балкона. Это было не очень сложно. Сложнее оказалось наладить подъёмники для самолётов и оборудовать пространство для их обслуживания внизу. А потом получился полный облом. Длина взлётной палубы даже со свесами получилась меньше ста сорока метров, а ширина – только пятнадцать. Это очень узко для серийных самолётов и чересчур коротко для возросших взлётных и посадочных скоростей.
Мой расчёт на москиты не оправдался – им всё-таки нужна полоса подлиннее. Пришлось срочно ускорять работы над складным истребителем товарища Шевченко и заказывать новую машину короткой посадки товарищу Лавочкину.
– Лавочкину? – переспросил я.
– Ну, ты же говорил, что в его работах очень большие подвижки по части механизации крыла.
– А эти? Стрекозиные?
– Их товарищ Бартини предложил, – мурлыкнула моя сливочная. – Он принял предложение влиться в коллектив Семёна Алексеевича.
– Тогда как же работы над Ер-2? – не понял я. – Это же Сталь-7 Роберта Людвиговича!
– Поликарповский НБ, тот, который По-8, перекрыл Ер-2 по всем параметрам. Поэтому работы по этой теме свернули. В главном управлении ВВС посчитали, что машина Николая Николаевича эффективней.
– Тогда я не понял. Что со складными истребителями Шевченко?
– ИС-3 базируются на авианосце «Харьков». Его тоже переделали из лидера в Молотовске. А здесь, на «Москве», истребители-бомбардировщики ЛаБ-3, с которыми мы и имеем дело. Сам понимаешь, носители у нас совсем крошечные, больше десятка летательных аппаратов обслужить не могут, поэтому пришлось предусмотреть их парное использование. На ИС трудно подвесить бомбы. Под брюхом винт мешает работать с пикирования, а неподвижное крыло снизу занято. Поэтому они используются для прикрытия и уничтожения воздушных целей. А ЛаБ несут пару соток – маловато, конечно, но больше им просто не поднять.
– То есть и авианосцы у нас не очень, и палубная авиация слабовата, – констатировал я.
– Зато начали получать боевой опыт. Хотя да. И то, и другое – наскоро приспособленные корабли и самолёты. Вот, если бы перепроектировать заложенный в Молотовске линкор в настоящий авианосец! Там только длина почти триста метров, а ширина – под сорок. Тогда на него удалось бы сажать и нормальные самолёты, даже двухмоторные.
– Так сколько всего таких куцых авианосцев в наличии?
– Два. Остальные три лидера задействованы на проводке конвоев из Англии и Америки, да ещё один остался на Дальнем Востоке. Какая-то задержка вышла с достройкой – не успели его сюда перегнать.
– М-м-м, дя! – почесал я в затылке. – Через пень-колоду, однако, получилось. Не люблю я так, когда не до конца продуманный замысел начинают воплощать, наскоро приспосабливая одно к другому. Это ведь ты уговорила товарища Кузнецова на такую аферу.
Мусенька кивнула, прочертив кончиком носа по моему плечу – корабельные койки довольно узкие.
А «авианосец» нес нас куда-то в сторону Атлантики, оставляя далеко слева берега северной Норвегии, уже освобождённые от гитлеровцев.
* * *
Просто сидеть в каюте было неинтересно. Тем более что Мусенька, окончившая морской техникум, могла показать мне на корабле много интересного. Мы с ней все осмотрели, повсюду заглянули, и она отвечала на все мои вопросы. Постояли и на верхней палубе – холодный пронизывающий ветер лишил эту прогулку всякой приятности – нам пришлось облачиться в тёплые лётные комбинезоны и надеть унты. Меня, прежде всего, интересовала катапульта и финишеры – тросы, цепляющиеся за крюк, совмещённый с хвостовым костылём самолётов. Они должны были «поймать» садящийся самолёт и не позволить ему проскочить за передний срез палубы. Вот система амортизации этой ловчей системы меня и интересовала.
Собственноручно всё пересчитал – как раз на наши самолёты эти устройства и рассчитаны, хотя при посадке их и не задействовали – то есть все остановились раньше, чем потребовалось торможение от внешнего устройства.
Мы постояли в тихом месте под одним из балкончиков, накрученных между узкой надстройкой и первой из дымовых труб, полюбовались на посадку связного самолёта, похожего на По-2. Только он был меньше.
– Это Г-25 товарища Грибовского, – объяснила Мусенька. – По моей просьбе сделали несколько штук специально для посадки на наши маленькие авианосцы. У них крылья не такие длинные, как у По-2, и мотор слабее – тут использован автомобильный двигатель в восемьдесят пять лошадок.
– Наверно, и грузоподъёмность меньше?
– Меньше. Только одного пассажира и поднимает. Хотя в этом варианте пассажира вообще не берут, а прихватывают побольше топлива. Концы-то приходится делать длинные.
Спустились с лётной палубы на подготовительную. Тут вовсю шло обслуживание техники, в каковое я с удовольствием и включился. Умею и ключ подать, и отвертку вложить в ладонь правильным концом. Заодно и с машинами поближе познакомился. Сильно они меня заинтересовали. Я даже принялся за измерения и проверку аэродинамических расчётов, потому что счёты и логарифмическая линейка у меня, как обычно, оказались под рукой. Техники активно помогали мне в этом, позволяя добираться через вскрытые люки до элементов силового набора, показывая трассировку тяг и кабельных прокладок.
