— Думаешь о доме? — предположил Саран.
— Ага.
— Что он для тебя?
— Просто дом. Этого сейчас достаточно.
Он помолчал. Кайку вдруг поняла, что сказала резкость, и поспешила заполнить паузу. Она положила ладонь на его руку.
— Прости. Я забыла. Твоя речь безупречна, и иногда мне кажется, что ты сарамирец.
Саран обворожительно улыбнулся. Он, как обычно, был безукоризненно одет и причесан. За последние недели Кайку выяснила, что он крайне самолюбив, но этот недостаток она ему прощала.
— Не стоит извиняться. Кураал не мой дом. Больше не мой дом. Я давно покинул его и не жалею об этом. Мой народ боится оставлять родные берега, боится, что соприкосновение с другими культурами оскорбит наших богов, что теократы обвинят их в ереси. Я не согласен с ними. Те мои соотечественники, что имеют дело с чужестранцами, предпочитают оставаться слепыми и глухими. Я нахожу красоту во всех людях. Некоторые — красивее, чем остальные…
Он не взглянул на нее и не сделал ударения на последней фразе, но на щеках Кайку вспыхнул румянец.
— И я когда-то думала так же, — тихо проговорила она. — Наверное, думаю и до сих пор, но теперь мне труднее. Мисани говорит, что нужно ожесточить сердце, и она права. Тот, кто слишком много думает о другом, становится уязвимым. Рано или поздно все друг друга предают и друг в друге разочаровываются.
— Это мысли Мисани, а не твои. И как насчет самой Мисани? Вы двое, похоже, близки, как сестры.
— Но даже она когда-то причинила мне боль, и эта рана оказалась глубже, чем все прежние, — пробормотала Кайку.
Саран ничего не сказал. Они стояли рядом, прислушиваясь к мерному дыханию моря и вглядываясь в темноту. Кайку хотела бы сказать кое-что еще, но чувствовала, что и без того сказала слишком много. Она тщательно оберегала свой внутренний мир, и опыт подсказывал, что не стоило менять эту тактику. Почему-то когда она ослабляла эту защиту, то выбирала для откровенности неподходящего человека, а когда пыталась придерживаться осторожной тактики, отталкивала людей.
С тех пор, как Кайку поселилась в Провале, у нее было два романа, которым она отдалась целиком и полностью, но из которых так и не вышло ничего путного. Три года она была с одним человеком, пока не поняла, что остается с ним, только чтобы заглушить чувство вины перед Тэйном, который последовал за ней в Императорскую крепость во имя любви и там погиб. Другая связь выдержала полгода. Ее любовник, как выяснилось, обладал ужасным характером, и ситуация для него осложнялась тем, что Кайку, ученица Красного ордена, превосходила его в силе. Она не понимала, что происходит, пока однажды его гнев не выплеснулся наружу. Он ударил ее. Кайку в ответ раздробила ему кости пальцев. К сожалению, при всех своих недостатках, парень был талантливым минером и многое значил для Либера Драмах. Из-за ее несдержанности он стал ни на что не годен. Она больше сожалела о том, что доставила неприятности Заэлису, чем о том, что покалечила бывшего любовника.
Но был еще кое-кто, кому давно удалось занять место в ее сердце и кто отказывался оттуда уходить. С тем же постоянством Кайку будили по ночам и искушали шепчущие голоса из маски ее отца.
— Я скучаю по Азаре, — рассеянно сказала Кайку.
— Ты имеешь в виду Азару ту Амарекку?
Кайку резко обернулась к Сарану.
— Ты ее знаешь?
— Я встречал ее. Она тогда носила другое имя, но имен у нее, похоже, было немало…
— Где? Где ты видел ее?
Саран поднял красивую, будто вылепленную талантливым скульптором бровь: крайняя взволнованность в голосе Кайку удивила его.
— Да в том самом порту, куда мы прибываем завтра. Прошло уже несколько лет. Она не знала меня, но я ее знал. Она была в другом обличье, но до меня дошли слухи, что ждать следует именно ее. — Он улыбнулся сам себе, польщенный тем вниманием, с которым его слушала Кайку. — Я связался с ней. В любом случае мы оба на одной стороне.
— Азара ни на какой стороне.
— Она выбирает, кому служить, исходя из соображений удобства. — Саран подставил лицо ветру, и тот отбросил его волосы с лица. — Но ты должна бы знать, что она помогает Красному ордену и Либера Драмах.
— Помогала. Я не виделась с ней с тех пор, как Люции исполнилось… — Кайку осеклась, потом вспомнила, что Саран в курсе. Она откинула челку со лба, бессознательно подражая Сарану. — С тех пор, как Люцию привезли в Провал.
— Она хорошо о тебе отзывалась. — Саран медленно прошелся по палубе. Порой его сдержанность казалась ей театральной, и тогда он ее раздражал. Вот как сейчас: прекрасно же знает, что ей нужно, но держится так, словно ничего не замечает. Демонстрирует свое превосходство. Ей следовало бы обыграть его и ответить тем же, но подходящий момент уже упущен. О высокомерии кураальцев ходили легенды. Саран недалеко ушел от остальных. Как и многие от природы красивые люди, он не заботился о развитии лучших своих черт, уверенный, что женщины в любом случае будут падать к его ногам. И больше всего Кайку взбесило то, что она все это знала — и все же постоянно к нему тянулась.
Саран ждал, что она спросит о том, что говорила о ней Азара, но на этот раз она ему не поддастся. Он облокотился о планшир. Пристально посмотрел на Кайку.
— А кем вы были друг для друга?
Было бы лучше ничего ему не говорить, но сегодня ее тянуло на откровенность.
— Не знаю. Я так и не поняла, кто она и что она. Догадывалась, что она каким-то образом может менять облик. Азара долго наблюдала за мной, ждала, когда проявится моя кана. Бывала то доброй, то жестокой. Думаю, она из самых одиноких людей, которых я когда-либо встречала, но настолько одержима своей независимостью, что никогда в этом себе не признается.
— Вы были друзьями?
Кайку нахмурилась.
— Больше, чем друзьями, и меньше, чем друзьями. Не знаю, что она говорила тебе про меня, но во мне до сих пор осталась частица ее. Здесь, — она указал на грудину. — Она забрала чужое дыхание, чтобы отдать его мне, и ее собственное тоже вошло в меня. А мое — в нее. — Заметив, что он не проявляет большого интереса, она фыркнула: — Я и не надеялась, что ты поймешь.
— Думаю, я понял достаточно, — ответил Саран.
— Правда? Что-то я сомневаюсь.
— Ты ее любила?
Кайку вспыхнула от возмущения:
— Да как у тебя хватает дерзости задавать такие вопросы!
Саран пожал плечами.
— Я просто спросил. Ты так о ней говорила, будто…
— Она многому меня научила, — перебила Кайку. — Помогла мне принять себя такой, какая я есть. Я — порченая. Она научила меня не стыдиться себя. Но я не могла ее любить — коварную, бессердечную эгоистку… — Кайку поймала себя на том, что повысила голос, и покраснела от гнева. — Я ответила на твой вопрос?
