Очнулся он от ощущения животного ужаса. Жуткий, воистину первобытный страх сковал тело, заставляя Овечкина инстинктивно затаить дыхание и прикинуться мёртвым. Несколько секунд он не решался пошевелиться и открыть глаза, вслушиваясь в завывания ветра и скрежет каменного крошева, бьющего во что-то металлическое и совсем близкое. Острое чувство ужаса начало притупляться, и Антон решился приоткрыть глаза. Взгляд упёрся в железное месиво, в котором он с трудом узнал расплющенный в лепёшку крупный автомобиль. Оказалось, что Овечкин лежит на спине, на дне двухметровой ямы, и луч нашлемного фонаря упирается в остатки автобуса, вертикально торчащие из груды обломков. Яма возникла в результате обрушения обломков в пустоту, образовавшуюся между раздавленными всмятку автомобилями, остатки которых виднелись среди куч строительного мусора. С трёх сторон стены ямы были отвесными, четвертой стеной была металлическая лепёшка того самого автобуса, и по её смятой в гармошку поверхности можно было попытаться вылезти. Вылезать в сердце шторма было страшно, но яму на глазах засыпало каменным крошевом, и оставаться внизу было ещё страшнее, тело уже было наполовину погребенным.
– Помогите!!! – Антон закричал в рацию, что есть силы. – Я провалился!!! Помогите!!!
Грохочущее шипение помех исключало даже призрачную возможность услышать в эфире хоть что-нибудь, и он нашарил руками связующие канаты. Оба они оказались оборванными, и стало ясно, что помощи ждать неоткуда. Вряд ли хоть кто-то сдвинется с места до тех пор, пока не закончится ураган, а за это время его похоронит в этой яме заживо. Нужно выбираться наверх, забиться в любую складку местности и надеяться на лучшее. Антон выполз из наполовину поглотившей его тело кучи каменного крошева и земляной пыли и попытался карабкаться по расплющенному автобусу. Перчатки и сапоги скользили по засыпанному пылью оплавленному металлу, и бьющий в спину штормовой ветер не позволял удержаться. Овечкин дважды срывался, завывая от отчаяния, как вдруг понял, что ветер уже не бьёт в спину. Видимо, направление потока воздушных масс сменилось, потому что вокруг ямы ураган бушевал яростно, но внутрь его порывы попадать перестали. Спеша воспользоваться удачей, Антон с остервенением принялся карабкаться по расплющенному скелету автобуса в третий раз. Добравшись до поверхности, он рванулся, стремясь отпрыгнуть подальше от края ямы прежде, чем ураган сорвет его с оплавленной металлической стены и швырнёт обратно вниз. Овечкин на четвереньках ринулся прочь, как вдруг понял, что ураган по-прежнему не бьёт ему в спину, словно позади на пути ветра появилось некое препятствие. Он обернулся, пытаясь понять, в чем дело, и ослабевший страх охватил его с новой силой.
Позади, у противоположного края ямы, стояло нечто. Мощная, трёхметровая человекообразная фигура массой не менее полутонны, затянутая в бесформенное подобие не то балахона со штанами, не то комбинезона с накидкой, на вид выполненное из грубой мешковины. Одеяние закрывало существо полностью, лишь на лице через мешковину ярко просвечивало кроваво-красное свечение глаз. Ураган бил существу в спину, но оно словно не ощущало столь ничтожного воздействия. Штормовые порывы, с легкостью несущие целые потоки камней и мелких обломков, оказывались не в силах преодолеть зловещую фигуру, заслонившую своим силуэтом Овечкина. Кроваво-красное свечение глаз усилило интенсивность, словно просвечивая насквозь, и Антон почувствовал исходящую от существа ненависть и жажду убийства. Он чётко осознал, что нечто питает ненависть именно к нему, и сознание вновь накрыло волной первобытного ужаса. Мгновение существо просвечивало его источающим потоки ярости взглядом, и вдруг исчезло, растворившись в потоках урагана. Мощный штормовой порыв немедленно ударил Антона в грудь, сбивая с ног, и он с криком полетел куда-то в пыльное месиво. От сковавшего тело страха Овечкин не почувствовал боли от падения на обломки кирпича и бетона. Он судорожными движениями забился в какое-то углубление между двумя размозженными балками и замер, изо всех сил стремясь выглядеть мёртвым.
Ураган продолжался ещё минут двадцать и закончился так же неожиданно, как начался. Шторм стих мгновенно, и Антон не сразу понял, что всё закончилось. Несколько минут он продолжал лежать неподвижно, и у него перед глазами стоял пылающий ненавистью кроваво-красный взгляд.
– Овечкин! Овечкин! Приём! – зашипевший эфир сменился голосом Порфирьева. – Смотрите внимательней, он должен быть где-то здесь. Раз из ямы выбрался, значит, руки-ноги целы. Далеко уйти под таким ураганом он не мог. Овечкин! Приём!
– Я здесь! – Антон очнулся от ступора и подскочил, выбираясь из-под целой кучи крошева. Оказалось, что пока он лежал, его засыпало полностью. Повезло, что не забились фильтры. – Я тут!
– Спокойно, спокойно! – кто-то схватил его за руку, и Антон увидел пожарного. – Тебя нашли! Опасность миновала. – Пожарный повысил голос: – Олег, он со мной! – И уточнил: – Ты как, не пострадал? Стой ровно, я осмотрю скафандр! Острую боль чувствуешь? Головокружение? Тошноту?
– Нет, – Антон почувствовал, как расслабляется скрутившаяся в нервный жгут психика. – Испугался сильно. – Он понял, что из-за стрессовой ситуации с падением в яму едва не заработал тяжёлый нервный срыв. – Даже галлюцинации начались. Какие-то монстры внутри урагана привиделись…
– Неожиданно ветерок ударил, – негромко прорычал в ответ Порфирьев. – Меня чуть не сдуло с какого-то обрыва. Если б не ураган, я сам бы с него упал. Шёл прямо в пропасть. Еле успел забиться за какой-то обломок, чтобы летящим гравием не било. Пока лежал, чуть параноиком не стал: ощущение было такое, будто рядом кто-то есть и меня в упор разглядывает.
– Это нервы шалят, – догадался Антон. Известия о том, что не одному ему было страшно под смертельно опасным ураганом, как ни странно, подействовали на психику успокаивающе.
– Это точно, – согласился Порфирьев. – Но нет худа без добра. Пока я головой вертел, пытаясь увидеть жуткое нечто, случайно заметил обрыв. Смотрю, а прямо передо мной, в полуметре, сразу за обломком, где я прячусь, поток ветра с камнями вперемешку бьёт откуда-то снизу, да ещё под крутым углом. Оказалось, я двух шагов до обрыва не дошёл.
– Скафандр целый, – пожарный закончил осмотр. – Ободрался сильно, но герметичность не нарушена. Но оба связующих каната оборваны, ничего не осталось.
– У нас есть запасной, – пятно света, вынырнувшее из пылевой взвеси, оказалось молодым техником. – Петрович сделал два. Олег, ты где?
– Слева, – прорычал Порфирьев, смутным силуэтом проявляясь возле Овечкина. Он протянул технику моток провода: – Привязывай!
– Если впереди обрыв, может, это кратер? – предположил Антон. – Приближаться туда опасно!
– Москва-река это, – здоровяк принялся рукавом протирать лицевой щиток шлема, и Антон разглядел небольшую протирку, интегрированную в рукав снаряжения. – Точнее, её русло. Воды я не видел, пылищи вокруг стало ещё больше, дна не разглядеть.
– То есть набережная где-то рядом? – Овечкин огляделся, но луч фонаря привычно растворился в пылевой завесе, не пронзив и трёх метров пространства.
– Мы на ней стоим. Вернее, над ней, на груде обломков, – уточнил Порфирьев. – На самой набережной стоял ты, когда был в яме. Кучи железной квашни там, внизу, это автотранспорт, который стоял вдоль набережной на момент начала войны. Похоже, в то время здесь образовалась большая пробка. Понять бы ещё, где конкретно мы находимся…
