– Дочь забери! – наблюдающий за их тщетными потугами Порфирьев шагнул к Антону. – А ты сгоняй за вагон, постереги рюкзак! – велел он Давиду. – Справишься?
– Там же трупы! – воспротивился Антон, принимая из рук жены дочурку. – Он же ребёнок!
– Справлюсь! – воинственно заявил Давид, срываясь с места, и юркнул в просвет между вагонами.
– Жеребёнок? – Порфирьев скептически поднял брови. – А с вида впотьмах на человека похож. Хотя тебе, конечно, виднее. Отойди, не мешайся под ногами!
Амбал перевесил карабин за спину, подхватил Дилару на руки и занёс в вагон. Там он уложил её на лавку лицом вниз и с полминуты ощупывал ей позвоночный столб по всей протяжённости.
– Серьёзных повреждений нет, – подытожил он, помогая Диларе перевернуться на спину. – У тебя сильный шок, нервы шалят. Отлежись, ноги скоро заработают. Такое иногда бывает. – Он скосил глаза на нетвёрдо поднимающегося на четвереньки выжившего приятеля брюнетки: – Уполз отсюда!
Тот явно соображал лучше, чем двигался, потому что всё понял и прямо на четвереньках прополз мимо разбросанных чемоданов. Порфирьев обжёг взглядом брюнетку, торопливо опустившую глаза, и покинул вагон.
– Дорогая, как ты? – Антон с дочуркой на руках присел на краешек скамьи рядом с Диларой.
– Где Давид? – жена подняла голову и испуганно вглядывалась в полумрак в поисках сына.
– С ним всё в порядке! – Антон поспешил успокоить жену. – Он сейчас подойдёт! Я позову!
Овечкин выглянул в окно, за которым Порфирьев хладнокровно убил пять человек, но разглядеть толком ничего не смог. С этой стороны состава освещения было ещё меньше, и даже тела убитых удавалось разглядеть лишь частично. Антон позвал сына, но ответ пришёл из-за спины. Он обернулся и увидел Давида, забирающегося внутрь. Позади него стоял Порфирьев с рюкзачищем в одной руке и свободной рукой помогал ребёнку влезть в высокий вагон.
– Давид! – Дилара приподнялась навстречу сыну, и тот поспешил к ней. – Ты не ранен?
– Нет! – сын обнял мать и торопливо зашептал ей на ухо длинную скороговорку не по-русски, из которой Антон понял только фразу «убил всех шайтанов» и слова «дедушка Ахмет». Судя по тому, что Давид с гневным выражением лица указывал то в сторону брюнетки и её уцелевшего спутника, то в сторону отца, было ясно, что сын недоволен позицией отца.
– Давид! – Антон поспешил негромко, но твёрдо пресечь кровожадность сына. – У тебя нездоровый интерес к насилию! Монополия на применение силы принадлежит государству! Для этого существует полиция и суды…
– Оставь его в покое! – тихо зашипела на мужа Дилара. – Сходи на станцию и посмотри, вернулась ли твоя полиция! И принеси, наконец, своим детям что-нибудь поесть!
Пришлось подчиниться, и Антон побрёл к выходу, косясь на Порфирьева. Он полулежал на своей лавке с карабином под рукой и с болезненной гримасой на лице ощупывал правую грудную мышцу, куда пришёлся выстрел. Значит, у бородача был травмат. Жаль! Все проблемы у Антона из-за этого тупого нацика, а тут ещё не хватало, чтобы собственный сын осуждал его и бросал восхищенные взгляды на психопата-убийцу!
– Дядя Олег, – донёсся позади громкий шёпот Давида. – Откуда у вас карабин?
– Из рюкзака.
– Крутая пушка! Самый лучший ствол для практической стрельбы, в полном обвесе! – восторг в голосе сына вызвал у Антона всплеск негодования, и он, выйдя из вагона, незаметно притаился возле дверей, прислушиваясь. – Я знаю! У маминых братьев такие же! Как вы его пронесли в метро?
– В рюкзаке.
– Но там же металлоискатели! – не отступал сын. – Почему они ствол не засекли?!
– Секрет, – прорычал Порфирьев. – На, держи пряник, угости сестру и помассируй матери позвоночник. Мне надо отдохнуть. Посторожишь тут всё, если я посплю?
– Без проблем! – мгновенно ответил Давид. – Вам сильно больно? Можно я ствол этого шайтана себе возьму? Чтобы маму защищать, а то отец совсем лох!
– Давид! – одёрнула сына Дилара. – Не смей так говорить про собственного отца!
– А чего он такая тряпка?! – возмутился сын, и его тирада неожиданно превратилась в выплеск наболевшего. – Тебя не защищает, говорит, что дедушка Ахмет не прав, хотя он прав! И вообще, у нас в семье ты главная, а у всех братьев главный отец! Они надо мной смеются, говорят, что это потому, что он русский, а я полурусский, поэтому тоже вырасту лохом, как папаша! Но дядя Олег русский, и он не лох! Он дерётся круто и всех шайтанов завалил, а одному вообще горло ногой раздавил, прямо как Джон Чёрная Глыба из «Космических рейнджеров» в третьем сезоне!
– Завязывай, – устало прорычал Порфирьев. – Твой отец очень о тебе заботится. Просто делает это по-своему, как умеет. Скоро он научится, вот увидишь. Теперь всё не так, как раньше. Слабые не выживут, так что он быстро станет сильным. И ты тоже. А сейчас я бы поспал. Покараулишь?
– О́кей! – согласился Давид. – А ствол мне можно?
– Боевой пистолет не игрушка, – произнёс Порфирьев. – Случайно выстрелишь в мать или себе в ногу, что тогда? Пока опасности нет, пусть будет у меня.
– Он боевой?! – изумился сын. – Но в вас же попали! На вас броник, да? Скрытого ношения!
– Так ты покараулишь, профессионал военного дела, или мне самому тут за всем следить?
– Спите! Всё под контролем! – заявил Давид. – Можно мне ещё пряник? Не себе, для мамы?
– Всего два осталось, – ответил амбал. – Пока побережём. Если с поверхности продуктов не принесут, одним поделюсь.
– Если за продукты начнётся драка, отец не вывезет, – вздох Давида не скрывал разочарования. – И нам ничего не достанется.
– Достанется, – усталости в голосе Порфирьева стало ещё больше. – Он главный инженер, вместе с техниками следит за вентиляцией, запасом энергии и гермоворотами. Его обделять не станут.
На этом разговор завершился. Голос Порфирьева умолк, Давид с минуту о чем-то тихо шептался с матерью, потом тоже замолчал. Антон, кипя противоречивыми чувствами, осторожно отошёл от помятых дверей и двинулся на станцию. Там выяснилось, что о кровавой расправе все уже в курсе, но волнует это людей мало, и потому дальше обсуждений дело не пошло. Кто-то сказал, мол, пусть полицейские разбираются, когда вернутся с поверхности, всё равно сейчас никого из них нет. Кто-то заявил, что предъявлять претензии вооруженному до зубов спецназовцу, на всю голову пробитому, чревато летальным исходом, и предложил забыть обо всём до более благоприятных обстоятельств. А некоторые и вовсе заявили, что это даже хорошо, что Порфирьев убил тех шестерых. Во-первых, претендентов на продукты из гастронома стало меньше, а, во-вторых, если они ради пары пряников не побоялись атаковать амбала Порфирьева, то запросто могли бы отбирать добытую на поверхности еду у более слабых. В целом общественное мнение было на стороне Порфирьева, и Антон хорошо видел, что многие придерживаются этой позиции из конъюнктурных соображений, а не потому, что действительно так считают. В памяти тут же всплыла возмущенная тирада сына о наболевшем, и он с тяжёлым осадком на душе встал в очередь за водой.
