В следующее мгновенье раздалось клацанье затвора, и Антон увидел, как борец неуклюже вскидывает зажатый в левой руке пистолет. Порфирьев среагировал мгновенно, но выстрел предотвратить не смог. Он лишь успел бросить взгляд на оружие и дёрнулся в сторону. Бородач целился в голову и промахнулся. Левшой он не был, орудовать пистолетом левой рукой ему было неудобно, и он не стал стрелять в голову ещё раз, а просто ткнул стволом Порфирьеву в корпус. Оказавшемуся в углу здоровяку уходить было уже некуда, и он сжался, подставляя под удар правую сторону грудной клетки. Громыхнул выстрел, и в эту же секунду Порфирьев вместе со своим рюкзачищем выпрыгнул в покорёженное окно.
– За ним! – взревел бородач, отталкивая плечом напирающих на него товарищей. – Не уйдёт!
Молодые люди бросились в окно, и пространство перед скамьёй опустело. Антон спрыгнул с лавки и рванулся к дверям. Выскочив наружу, он подбежал к Диларе. Та сидела, прижавшись спиной к вагонному колесу, сжавшись в ком и не выпуская из рук рыдающую дочурку.
– Диля! Ты в порядке? – Антон ринулся к ней. – Что с Аминой!
– Она не пострадала, – жену трясло от шока, – испугалась сильно. Я ног не чувствую! Где Давид?!
С другой стороны вагона один за другим раздалось три или четыре пистолетных выстрела, и Антон с женой одновременно сжались. Амина заплакала сильней, как вдруг её плач заглушил грохот выстрела, гораздо более мощного. Дочурка в ужасе вздрогнула, прижимаясь к матери и закрывая глаза, и грохочущие выстрелы начали бить один за другим, отсчитывая короткие равные промежутки. После пятого грохочущего выстрела стрельба прекратилась, и Антон, пригибаясь, бросился обратно в вагон, за сыном. Давид обнаружился на скамье Порфирьева. Сын стоял на коленках лицом к помятому окну, забившись в угол, и осторожно выглядывал наружу.
– Дядя Олег! – Давид, не отворачиваясь от окна, протянул руку и указал на лежащего на полу бородача, получившего удар самым первым. – Тут один ещё шевелится!
– Не подходи к нему, – рычащий бас Порфирьева сменился клацаньем сменяемого магазина.
– Давид! Скорее ко мне! – Антон бросился к сыну, стараясь не наступить на обоих поверженных молодых людей. – Надо укрыться! Быстро!
– Не надо! – воинственно заявил сын, вырываясь у него из рук. – Дядя Олег всех убил! Папа, добей этого козла! – Он пнул бессознательного спутника брюнетки, получившего в ходе драки удар в висок. – Он назвал тебя шакалом и постоянно наезжал на маму, когда вас не было!
– Давид! – опешил Антон. – Что ты такое говоришь?! Нельзя убивать людей! Преступниками должна заниматься полиция!
– А дедушка Ахмет говорит, что если какой-то шайтан хочет убить тебя или твоих близких, то ты имеешь право сам его убить! – запальчиво заявил сын. – Потому что ты мужчина, а мужчина отвечает за свою семью!
– Что?! – в первую секунду Антон не нашёл, что ответить, но отвечать в итоге не пришлось.
– Я ахметов не люблю, – в дверях раздался злобный рык, и в вагон влез Порфирьев с карабином в руках. – Но на этот раз твой дед абсолютно прав. К окружающим должно относиться так, как они относятся к тебе.
Вооруженный амбал подошёл к лежащим на полу пострадавшим и носком армейского ботинка пошевелил их одного за другим. Спутник брюнетки не шевелился, бородач дергался, словно его шея испытывала судороги, но других признаков жизни не подавал.
– Этот не жилец, – Порфирьев наступил бородачу ногой на шею и с силой провернул ступню. Раздался хруст, и бородач затих. Амбал опустился на корточки возле второго противника и коснулся пальцами сонной артерии. – А этот очухается. Жаль.
Он встал, и Антон торопливо развернул Давида так, чтобы сын не видел акта кровавой расправы.
– Ты чё?! – возмутился Давид, вырываясь. – Пусти!
Сынишка торопливо обернулся, не желая пропустить самое интересное, но Порфирьев не стал добивать лежащего без сознания. Вместо этого он направился в глубь вагона прямиком к брюнетке.
– Не подходи! – закричала та, вскакивая, но запнулась о многочисленные вещи и упала. – Не приближайся! Не смей вторгаться в личное пространство! – Но вооруженный амбал уже нависал прямо над ней, и брюнетка заорала: – Не трогай меня! А-а-а-а!!!
Она издала пронзительный бесноватый визг, который наверняка было слышно не только на станции, но и в конце противоположного тоннеля. Порфирьев брезгливо скривился и вдруг нанёс ей короткий, но тяжёлый удар армейским ботинком в солнечное сплетение. Брюнетка захлебнулась криком и судорожно сжалась, не в силах сделать вдох. Её сжало в позу эмбриона и конвульсивно потряхивало, она тщетно хватала ртом воздух, но не сводила расширенных от ужаса глаз с вооружённого жлоба. Порфирьев поморщился с таким видом, будто пнул ногой кучку фекалий и вымазал в них обувь, и негромко произнёс:
– Ты, наверное, считала, что если из-за твоих кривляний погибнут люди, тебе ничего не будет?
Здоровяк приподнял над ней ногу, словно примеряясь раздавить плохо заметного впотьмах таракана, и секунду задумчиво стоял в такой позе. Глаза брюнетки расширились ещё сильней, и она забилась в молчаливой истерике. Но Порфирьев вернул ногу на место.
– Радуйся, что все вы чужаки, – заявил он. – Таких не жаль. Не буду устраивать цирк на глазах у детей, некоторые дети и без того слишком кровожадные. Как оклемаетесь со своим дружком, соберете трупы, унесёте на собственном горбу на станцию и там затопите. Спросите, где, и вам покажут. Попробуешь отлынивать – я тебя убью. Как с трупами закончите – пшли вон из этого тоннеля. Увижу после этого тебя ближе, чем в десятке метров, – убью очень больно. Вопросы есть?
Брюнетка, наконец, смогла сделать вдох, и, хрипло дыша, закивала головой, торопясь подать знак, что всё поняла. Порфирьев вернулся в свою часть вагона, схватил за ногу её спутника и оттащил к ней поближе. Потом поднял тело бородача, вышвырнул его в помятый дверной проём и выглянул следом, впиваясь взглядом в собирающуюся толпу.
– Расходитесь! – нараспев зычно произнёс он издевательским тоном маньяка. – Здесь не на что смотреть! Всё интересное уже закончилось!
Ослабевшие от голода люди поняли, что конфликт исчерпан, и разбрелись кто куда. Кто-то вернулся в свои вагоны, кто-то побрёл в сторону платформы с пустыми ёмкостями для воды в руках. Выяснять подробности произошедшего лишённые сил обитатели станции не имели ни энергии, ни желания. Порфирьев вылез из вагона и отправился к месту бойни за своим рюкзачищем.
– Живая? – Он увидел сидящую возле колёсной пары Дилару. – Можно возвращаться внутрь.
– Ног не чувствую. – Дилару нервно потряхивало, отчего она прижимала к груди дочурку слишком сильно, но маленькая Амина была в шоке и молча терпела, изо всех сил зажмурив глаза.
– Её вытолкнули из окна! – Антон пролез между стеной вагона и тушей Порфирьева. – Она ударилась спиной!
Он подбежал к жене и попытался поднять её, но пышная фигура супруги оказалась слишком тяжела для оголодавшего Антона. Из вагона выпрыгнул Давид и попытался помочь отцу.
