— Камера Царицы, — ответил Швед.
— Не слушайте его. — Женя снова капнула на хворост в костре ароматные масла. — Он просто пьян. И просто болтает. Рад каждому свежему слушателю повторять свои сказки.
— Обожаю сказки, — призналась Катя, улыбнувшись Шведу.
— Ну, знаете, подобные места всегда полны слухов, легенд. Заброшенные шахты, катакомбы, усадьбы, замки, старые дома — все это со временем обрастает разной фантастической шелухой. — Гордеева говорила негромко, хорошо поставленным голосом, словно лекцию студентам читала. — И в пещерах так же. Кто занимается спелеологией, частенько с этим сталкивается. И в каждом месте придумывают про пещеры что-то свое. Не бывали в Новоафонской, нет?
Катя и Варвара в один голос ответили «нет».
— Туда туристов раньше возили, очень популярно было. И все там внутри оборудовали: маршруты, электричество, подсветка. Но и там каждый гид обязательно рассказал бы вам историю о местных духах, привидениях О святом отшельнике, о замурованных в горе влюбленных, которые до сих пор не находят покоя.
— А в Саблинских катакомбах рассказывают о Белом Дьяволе, — сказала Майя.
И до Кати дошло: они присутствуют на классическом вечере отдыха и сказок под названием БАЙКИ У КОСТРА.
— Саблинские катакомбы, где же это? — поинтересовалась Краснова.
— Под Питером у нас, мы там стажируемся каждый год. А про Белого Дьявола говорят, что встреча с ним под землей к неминуемому обвалу и затоплению шахты. И перед тем, как идти вниз, надо ему жертву принести — оставить на камне хлеб, сигареты, водку, если есть, или значок. Значки он очень уважает, коллекционирует, наверное. — Майя фыркнула.
— Но ты ведь сама, сама ему пачку сигарет на камень однажды положила, — усмехнулась Женя. — Я видела.
— Господи боже, девки, да это ж традиция! Ну, это как бросить монетку в фонтан, чтобы вернуться в город на следующий год, — Майя всплеснула руками. — Ну скажите, что дурного в том, чтобы свято соблюсти традицию?
— Порой это не только традиция.
— А какой он — Белый Дьявол? Они произнесли это в один голос: Гордеева и Катя. Но Катин вопрос прозвучал громче.
— Белый весь, белый, в саван закутан призрак ужасный, с глазами как плошки, горящими во тьме. С клыками и когтями, завывающий, рычащий. Кровожадное чудовище, — просвистела Женя.
— Знаете, девочки, что там, под землей, самое страшное? — спросила вдруг Катю Гордеева. — Темнота. Даже когда у тебя надежный, мощный источник света, она... Ну, когда в двух шагах от тебя ни зги не видно, когда на стенах колышутся тени от твоей лампы, поневоле в голову лезет разная чушь.
— А у меня там трижды без видимой причины гас свет, — сказал громко Швед.
— Где там? — спросила Краснова.
— В камере Царицы. Сначала погасла карбидная лампа. Новая, исправная, которую я осматривал как раз перед спуском. Я зажег карманный фонарь, через две минуты погас и он, хотя батарейки были новые Я зажег спичку, погасла и она. Я остался один в темноте. Мне потребовалось три дня, чтобы вслепую выбраться наружу.
— Из Съян? — Катя невольно похолодела. — Значит, и вы, проводник, там однажды заблудились?
— Если б я там заблудился, наружу бы не вышел. Направление я не терял. Инстинкт подводника, — Швед невесело усмехнулся. — Но у меня без видимой причины три раза гас свет. На одном и том же месте. Возле ее камеры.
— На вашем месте я бы ни за что больше в катакомбы не пошла, — Краснова испуганно смотрела на Шведа. — Значит, вы там остались без света? Один?
— Один.
— А зачем вы туда пошли один?
— Да потому что идиот. Из любопытства.
— Павел... Вас Павел зовут? — спросила Краснова, и он кивнул. — Расскажите, пожалуйста, что это за Царица... Я здесь живу, но никогда...
— Где живешь? — быстро спросил Швед.
— На проспекте Космонавтов, новые дома знаете? Но я никогда ничего раньше не слышала о призраках Съян.
— Потому что это тебя не касалось. Потому и не слышала. Тебя-то как зовут?
— Варвара, Варя.
— Расскажите, Павел, — попросила и Катя.
— Лучше я расскажу, — сказала Женя. — А то он заведет сейчас свою шарманку. До утра не закончит. А я коротко, конспективно. Значит, так: камень здесь добывали чуть ли не со времен Ивана Калиты, нарыли ходов, шахт, штолен под землей. Говорят, даже проложили подземный ход из городища Спас-Испольска до самой реки и дальше под дном на тот берег, в деревню Кисели. Якобы для того жители это сделали, чтобы во время татарских набегов спасаться. Так вот, при Грозном во время набега на Москву один большой татарский отряд прошел с юга, взял Спас-Испольск приступом, городище сжег, разграбил окрестные села. И хотел двинуться дальше. Но тут начались сильные дожди, и река разлилась, затопив луга. И орда застряла в здешних краях. И вот хан, возглавлявший отряд...
— Темир-Кутлуй. В нашем краеведческом музее я спрашивал, мне сказали, что так его звали, — вмешался Швед.
— И вот хан с таким именем впал в хандру по причине дождя и бездействия. Делать ему было абсолютно нечего, только развлекаться с гаремом. И когда он перетрахал всех своих жен и наложниц, то положил глаз на свою старшую сестру. — Женя подбросила в костер хвороста. — Ну, мол, люблю, не могу, умираю и все такое. Сестра была ему ровня, из рода самого Чингисхана, да к тому же был у нее уже жених — тоже хан из Золотой Орды, к нему, кстати, ее и везли. Она должна была стать ему главной женой и царицей. Братец после ее категорического «нет» впал в пьяное буйство и публично на пиру сестру изнасиловал. Она была в ярости. Когда ее отпустили стражники, которые ее держали, она бросилась на брата с ножом и ранила его. Он думал, смертельно, кровь текла рекой, и он перепугался, что ему конец. Закричал, что пусть она не радуется, потому что не доедет до Золотой Орды, а умрет раньше его. И ее казнили у него на глазах.
— С живой содрали кожу, — деловито уточнил Швед.
— Да. Но перед смертью она прокляла брата и весь мужской род и обещала мстить из гроба. Тогда тело ее, без кожи, окровавленное, забросили в здешние каменоломни. Хан-насильник вроде бы начал оправляться от раны, скомандовал орде трогаться в поход на Москву, но наутро его нашли в шатре мертвым. Все кругом было в крови — подушки, ковры. С него же была словно чулок содрана кожа. Орда в испуге снялась с места и повернула назад в степь. А в здешних местах в подземелье с тех пор бродит призрак женщины с содранной кожей, которая кричит жутким голосом. И говорят, что встреча с ней там, внизу, влечет мучительную смерть.
— А как звали татарскую княжну? — спросила Катя.
— Луноликая, — ответил Швед. — Но иногда ее зовут Царица. Кстати, легенда эта здесь ходит давным-давно. Там, внизу, есть подземная камера, а посреди нее камень, грубо обтесанный под фигуру женщины. Вместо лица красной краской намалеван круг — намек на содранную кожу. В камеру ведет узкий коридор. Так вот там, наверху на камнях, копотью нарисовано множество крестов, причем самые старые выбиты на камне и по виду похожи на кресты староверов. Это те, кто спускался в Съяны за камнем, пытались таким способом запереть Луноликую в камере, чтобы она не нападала на них из тьмы.
