И вот тут Катя подумала: вот и еще один человек, способный безбоязненно зайти ночью в слоновник.
Ей вспомнились полные ненависти взгляды, которыми этот вот золотоволосый ангел, так любящий вроде бы «братьев наших меньших», обменивался с Иркой Петровой, когда они поджидали у цирковых ворот Разгуляева. Петрова неровно дышала к красавцу-дрессировщику. Эта вот Илона, как обмолвился Кох, тоже вроде… «Ну, да, — осенило Катю. — Я же видела их тогда у ворот, он просто отшил ее, а она… Что это было, как не попытка объясниться?.. Итак, две женщины и один мужчина — старый ребус. И вот одна из женщин мертва. Но дело в том, что мертв и мужчина, этот Севастьянов… Господи, как же сложно!»
— Слушай, а чего вы все не спите? Полвторого уже, а у вас тут жизнь ключом бьет. — Катя осторожно подала голос. Слона, несмотря на все свое восхищение, она смертельно боялась. — Я сейчас на репетиции Разгуляева сидела, а до этого с вашими гимнастами разговаривала — думала, поздно, пора сматываться, а у вас тут никто, кажется, до сих пор и спать-то не лег.
— Выспятся, успеют. Завтра все равно все утренние репетиции отменены. И дневное представление тоже.
— Почему?
— Похороны же завтра. Наши на кладбище пойдут.
Илона сказала это как бы между прочим, погладила Линду и снова просочилась сквозь барьер. По ее сухому тону Катя сделала вывод, что сама Илона на похороны Петровой не собирается.
— Ну? — Илона обратила к ней вопросительный взгляд. — Ты чего там с ноги на ногу переминаешься?
— Так поздно, — Катя отчего-то смутилась. — Я так задержалась тут у вас. И автобусы ушли. Такси придется ловить или частника.
— Брось, обдерут как липку; Тут с пяти экспресс начинает ходить — «Автолайн», от метро до кладбища и обратно. Пошли ко мне пока, погреемся, а то что-то зябко стало. — Илона передернула плечами в своей тоненькой футболке. — А я тебя видела, — сказала она чуть погодя, когда они пересекали двор. — И на той репетиции, и потом, на представлении.
— И я тебя. — Катя улыбнулась: с этой Илоной было так легко общаться. — У вас номер классный.
У тебя и мужа.
— Это когда я раздеваюсь, что ли?
— Ты очень красивая. На тебя одно удовольствие смотреть. У тебя фигура как у античной статуи.
Катя помнила старую репортерскую заповедь: сделай собеседнице комплимент (только самым, пожалуйста, искренним тоном), и с тобой, даже если сначала не хотели, будут говорить и говорить. Потому что комплимент из уст женщины — это редкая, но чертовски приятная вещь!
— А муж твой там? — спросила она.
— Нет, земляков поехал в аэропорт проводить.
Братьев-армян, — Илона усмехнулась. — К нему иногда как наедут — целым табором. У него родни пруд пруди и в Ереване, и в Бакуриани, и в Сумгаите. Живут бедно. Думают, раз он артист, да еще в Москве, — деньги лопатой гребет. А он человек добрый.., к чужим.
— А я тоже от мужа сбежала. Даже не знаю; как оправдаюсь, где сегодня ночь провела, — «честно» поделилась Катя.
Вагончик Геворкяна и Илоны был такой же тесный, как и у Петровой, но зато битком набит разными хорошими вещами: сумки и чемоданы в углу, на кронштейне под потолком японский телевизор-"двойка", холодильник, тахта с подушками, столик и огромное количество электроприборов — микроволновка, кассетник, фен на подоконнике, видеокамера в чехле, кофеварка.
— Посиди-ка, я за водой, мигом. — Илона взяла с подставки электрочайник и нырнула в ночь. Катя осталась на пороге. Что это? Или ей показалось, или это.., тень, скользнувшая за угол. Быстрая, безмолвная…
— Эй, кто там? — крикнула Катя, вглядываясь в ночь. Тишина. Она быстро спустилась и храбро обогнула вагончик. Никого. Бытовки как черные спичечные коробки. Но… Катя поклясться была готова, что чувствует чей-то пристальный взгляд из тьмы.
Взгляд внимательный и стерегущий.
— Ты что? — Илона вернулась.
— Не знаю, мне показалось — там кто-то был. — Катя кивнула в темноту. Илона прислушалась. Кате показалось, что она встревожена.
— Пойдем, — она подтолкнула ее к вагончику.
Далекие шаги. Нетвердые, глухие. Катя вдруг почувствовала, что сердце ее в груди дико забилось. Да кто же это? Этот чертов невидимка?
— Эй, кто там бродит? — крикнула Илона хрипло. — Баграт, это ты? Идиот! Хватит дурака изображать!
«Вот оно что… Муж уехал… А он и не уехал совсем. А как в анекдоте», — страх Кати улетучился, стало смешно и неприятно. Только этого еще не хватало — присутствовать при супружеской сцене! Но…
Темная фигура вышла в полосу электрического света.
Это был не Геворкян. Не ревнивый муж из анекдота, следящий за женой. Это был тощий, длинный…
— Ромка, ты совсем, что ли, спятил? — зло крикнула Илона. Она узнала в незнакомце коверного.
Кате, правда, показалось, что Дыховичный появился с противоположной стороны от того места, где она впервые заметила это «что-то» во тьме, однако…
— Придурок. — Илона втолкнула Катю в вагончик. — Полоумный придурок. Как напьется, ничего не соображает.
— Мне очень неловко, что я тебя затрудняю, — сказала Катя, когда Илона поставила чайник и насыпала в чашки растворимого кофе.
— Ерунда, я все равно не усну.
— Бессонница?
— Вроде того. Тебе с сахаром? Печенье бери. Овсяное.
Катя смотрела на горку печенья в пластиковой вазочке. Ей было странно: ей, совершенно чужому человеку, вот который раз уж предлагают здесь кров и стол. И делают это так просто, словно так оно и должно быть, словно гостеприимство в порядке вещей. А вот попробуй незнакомец вечером постучаться в дверь вашей квартиры — ведь нипочем не откроете, подозревая грабителя и вора. А тут, в этом кочевье — двери настежь, все друг друга знают. И к чужим вроде радушны и вполне приветливы.
— Мы с тобой даже не представились друг другу, — Катя улыбнулась. — Правда, твое имя мне по представлению знакомо, Илона — красивое, редкое…
Это сценический псевдоним, да?
Илона кивнула.
— А вот у этого старичка, который со слоном, такая звучная фамилия Ростов-Липский — тоже псевдоним?
— Нет, у них династия, точнее, две династии были. Конюшня — это Ростовы, номер был известный, джигитовка, а дрессура — Липские.
— А у вашего Разгуляева тоже псевдоним?
Илона не ответила, выключила закипевший чайник, заварила кофе.
— Спасибо, не очень крепкий. Я вот сижу тут и думаю, — Катя вздохнула, — как у вас тут славно, по-человечески хорошо. Живете вы дружно, словно одна семья. И все же… Знаешь, отчего я сейчас так испугалась этого вашего пьяницу? — Она сделала страшные глаза и наклонилась к Илоне, словно доверяя опасную тайну:
— Я думаю, все же тут что-то неладно.
